Брижит Обер - Укус мрака

– Что?

– Лори Робсон.

Он указал на проспект:

– Он был здесь две минуты тому назад. Мы случайно столкнулись. Он сумел удрать.

– Ты дал ему удрать? – со страданием в голосе повторила Саманта.

– Угу, я решил, что так будет смешнее, – проворчал Герби.

– А он что-нибудь сказал? – спросил Хейс.

– Ничего. Он вылупил глаза и бросился бежать, обещая побить мировой рекорд. Я попытался его догнать, но куда там… Он, наверное, прыгнул в трамвай. Я запомнил номер маршрута.

– Ну, теперь мы хоть знаем, что он здесь и жив-здоров. Я скажу, чтобы предупредили его тетку, – решил Хейс. – Спросите у портье, куда идет этот трамвай.

Саманта вздохнула. У нее были стерты ноги, и она безумно хотела пить. Но, похоже, отдыхать они будут позднее.

Джем слегка привстал. Приближался автобус. Почти два часа он брел по краю национального парка, прежде чем решиться выйти на дорогу и поискать остановку автобуса. Если Бадди его не заложил, никто не узнает, что он на дороге, ведущей в Вегас. А когда Сэнди и Джо расскажут о нем, он уже доберется до места. Он подал знак междугородному автобусу и с широкой улыбкой поднялся в салон с кондиционированным воздухом. Он победил.

Лори вышел из трамвая и направился к ярко освещенному входу в парк. Если Уилкокс не видел, как он влезал в трамвай, то сейчас он прочесывает улицу за улицей Олд-тауна. Нужно воспользоваться этим преимуществом, чтобы найти Джема. Еще переживая свою встречу с шерифом, он замешался в толпу и стал двигаться вместе с ней в направлении источника музыки; он не подозревал, что к его сумке прицепился крохотный пассажир с подвижными усиками.

С непередаваемым блаженством Рут взгромоздилась на кожаный табурет. Ей нравился шум толпы, оглушительная музыка, позвякивание монеток, смех, гул голосов; ей нравилось сидеть здесь, в своих новых туфлях, «действительно очень удобных», как уверил ее продавец чикано [14]с золотыми зубами, держа в руках красивую сумочку из черной замши. Если бы Герберт мог ее видеть! Она подавила легкую дрожь. Думать о Герберте, – это думать о Джексонвилле. Официант в красном пиджаке с золотыми пуговицами подошел справиться, желает ли она что-нибудь выпить, и ей сразу стало легче. Да, сегодня вечером она выпьет. По крайней мере, один сухой мартини. А может быть, и два, если придет Кетер Браун. «Ты просто сбрендившая старуха восьмидесяти годочков от роду, – подумала она снисходительно. – Но ты права, веселись».

– Добрый вечер, Рут. Сегодня вечером вы прекрасно выглядите.

Так приятно слышать певучий голос Кетера. Он сел на соседний табурет и тонкими губами осторожно коснулся ее руки. Рут расцвела. Вот настоящий мужчина. Не очень молод, конечно, но такой очаровательный. Высокий, худощавый, элегантный, с лицом старого прусского офицера. Не хватает только монокля и сабли. Ну и светлой кожи. Потому что, честно говоря, вряд ли можно встретить чернокожего прусского офицера. «Я настоящий плавильный котел», – сказал он однажды с улыбкой. Кетер взглянул на нее голубыми глазами, которые так контрастировали с его темной кожей.

– О чем вы думаете, моя пригожая дама?

– О моем сухом мартини, – ответила Рут с гримаской, достойной Скарлетт О'Хара.

Кетер обнажил свои безупречные искусственные зубы и приподнял бровь.

– Я предчувствую, Рут, что это будет волшебный вечер.

– Неужели вы думаете, что в этом бардаке его можно будет найти? – проворчал Уилкокс, уступая дорогу чете жирных толстяков, нагруженных хот-догами, за которыми с плачем плелись пятеро жирных мальчуганов с набитыми сосисками ртами.

– Мы даже не знаем, здесь ли он, – продолжал Уилкокс. – Он мог где угодно выйти из трамвая.

С того самого момента, как они вошли в парк, наводненный туристами, Уилкокс чувствовал, что его настроение все ухудшается и становится похожим на грозовое небо.

– Герби, помолчи хоть немного! – взмолилась Саманта. – Ты как старый барбос, которого согнали с любимого кресла! Ведь сам же говорил, что восемьдесят процентов за то, что Лори укрылся именно здесь.

Уилкокс гневно взглянул на Саманту:

– Это было до того, как мне в сотый раз отдавили ноги.

Она улыбнулась и легко поцеловала его в губы.

– Старый медведь. А ты не думаешь, что я больше тебя заслуживаю сострадания, если вспомнить о моем отвращении к толпе?

– Ты лечилась и получила свидетельство, что все прошло. А я ревниво берегу свои неврозы. И мне уже тошно.

К ним подошел Хейс, с его пальцев стекал кетчуп.