Роберт Уилсон - Смерть в Лиссабоне

Я спустился к нему и очутился как бы на сцене. В глубине этой сцены находилось семь пар стилетов, три прорезиненных плаща, кровать, сундук, мопед, пустая канистра и набор рабочих инструментов.

— Видите, чего из инструментов не хватает? — спросил Карлуш.

Судя по всему, отсутствовал тяжелый молоток.

— Давай-ка все-таки поищем, где включается свет.

— Там, над мопедом, есть щиток.

— Включи, и полюбуемся, чего он тут наворотил.

Карлуш вспрыгнул на сундук, открыл дверцу щитка, потянул рубильник. Раздался громкий треск, и наверху зажглись четыре мощных прожектора.

— Черт! — вскрикнул Карлуш. — Это же… Бежим! Быстро!

Прожекторы в студии внезапно погасли, погрузив все во мрак; вокруг щитка вспыхнули желтые языки пламени. Карлуш с грохотом перелетел через мопед, я наткнулся на перегородку, больно ударившись о нее плечом, и стянул вниз занавеску. Карлуш уже был за моей спиной, когда я услыхал хлопок — это вспыхнула канистра с бензином. Мы вывалились наружу, сопровождаемые пламенем и дымом. Я влез в машину и быстро отогнал ее от гаражей. Карлуш вызвал пожарных. Прислонившись к капоту машины, стоявшей теперь у противоположного ряда гаражей, я глядел, как полыхает «секция 7 Д». Карлуш еще не пришел в себя — он метался возле машины, взмокший и злой как черт.

— Он установил растяжку!

— Ты уверен?

— Нет, не уверен. У меня не было времени разобраться в этой чертовой проводке!

— Calma pã, calma… [33] Успокойся же, успокойся (португ.).

— Но вы же видели, что произошло!

— Надеюсь, ты мне объяснишь.

— Я врубил свет, и тут все зашипело, посыпались искры… Там, должно быть, был бензин, запах был бензиновый.

— От чего? От мопеда или от растяжки?

— Вот поедем и спросим его, тогда и узнаем!

В три часа мы уже сидели в комнате для допросов с Валентином, наигрывавшим на гитаре. Глаза парня были закрыты: он имитировал экстаз. Я вставил новую кассету в магнитофон и попросил Валентина назвать свое полное имя, фамилию и адрес. Он сообщил все это, не прерывая своих музыкальных упражнений.

— Ты любишь фильмы? — спросил я.

— Кино?

— Или ты предпочитаешь видео?

— Я люблю кино.

— Но в твоей студии никакой киноаппаратуры я не обнаружил, только видео. Снимать видео, конечно, дешевле. Но тут есть одна загвоздка: надо хорошо освещать площадку, иначе пропадает весь эффект. Кино в этом плане — штука более совершенная.

— Но это дорого.

— Есть и другие сложности, не так ли?

Валентин перестал перебирать струны и принялся барабанить пальцами по столу.

— Какие сложности?

— Монтаж, печать. Печать должна быть качественной. Потом перевод фильма на видеопленку и изготовление копий.

— Ну, как я и сказал, это дорого, — кивнул он.

— И к тому же невозможно соблюдать конфиденциальность.

— Верно.

— Однако и для видео требуются большие затраты. На сколько это потянет? Миллионов на тридцать?

— Вы не очень-то разбираетесь в компьютерном оборудовании, инспектор, правда?

— Ну так просвети меня.

— Печатное устройство обошлось мне в миллион эскудо, — сказал он. — Недорого, верно?

— Немало пришлось бы попотеть в «Макдоналдсе», чтобы скопить такую сумму.

— Если больше взять денег неоткуда.

— А откуда взял их ты?

— Как и все нормальные люди — в банке.

— И они с готовностью предоставили кредит студенту?

— Я ведь не полицейский, инспектор Коэлью, и не присягал говорить правду о том, кто я и что я. Банки заинтересованы в кредитах и охотно их предоставляют. А с тех пор как мы вошли в зону евро, проценты снизились. Свой долг я выплачу. А остальное их не касается.

— Сколько фильмов ты снял с Катариной?

Молчание.

— Не заставляй нас просматривать всю твою коллекцию.

— Вам она не понравится.

— Откуда ты знаешь?

— Мне кажется, в вас нет артистической жилки.

— Сколько фильмов с ней снял?

— Три. Немых. И это не порнография. Простите, аженте Пинту, если разочаровываю вас.

— Так по-твоему, это искусство — фильмы с цыплятами, змеей, прорезиненными плащами?

— Ознакомьтесь. Мне будет интересно узнать ваше мнение.

— А в тех трех фильмах что было?

— Ее лицо… Просто ее лицо, обращенное к камере.

— Звучит интригующе.

— У нее был очень необычный взгляд.

— Чем же?

— Тем, что она смотрела вот так, — сказал Валентин и поглядел на меня в упор.

— О чем же говорил тебе этот взгляд?

— По-моему, мы от допроса перешли к сеансу психотерапии.

Карлуш вспыхнул.