Но самым популярным аттракционом сезона 1912 года, как ни удивительно, оказался громадный макет самой зоны отдыха, в точной пропорции и размером тридцать на двадцать пять футов. Он располагался на площадке третьего уровня и был окружен огороженными пешеходными дорожками с телескопами-автоматами. Макет изображал Кони-Айленд в мае 1911 года – как раз перед пожаром, что уничтожил «Сказочную страну». На макете с замечательными подробностями воспроизводилось сердце Кони-Айленда, от «Скачек с препятствиями» до «Сказочной страны», включая Набережный проспект, Русалочью аллею, множество переулков с барами и мюзикхоллами, дансингами и гостиницами, тирами и сувенирными лавками, а также пляж с двухпалубными пирсами и купальнями, – и все это пространство населяли крошечные механические куклы (играл оркестр, мужчина в соломенном канотье стрелял в стаю летящих жестяных уток, девочка на американских горках открывала рот и закатывала глаза). Детали были воспроизведены столь тщательно, что о макете говорили, будто все американские горки скопированы в нем до последней шпалы, музей «Эдема» – до последней восковой фигуры, включая стразы Дженни Линд [ 45 45 Дженни Линд (1820-1887) – знаменитая шведская оперная певица.
], а все гостиницы – до последней рейки кресла-качалки на каждой веранде. Ходили слухи, что глядя в телескоп, можно увидеть не только точную копию каждого хитроумного автомата в каждом игровом зале и микроскопические буквы каждого кинетоскопа («Актеры и модели», «После купания», «Голышом в медвежьей шкуре», «Что видел антрепренер», но также сквозь изящные копии глазков кинетоскопов – мерцающие, дразняще смутные чернобелые картинки. Этот крайне популярный макет сделал Отис Стилуэлл, резчик карусельных лошадок – на досуге он создавал восхитительно подробные копии микроскопических каруселей, американских горок и комнат смеха, которые продавал в магазинчике на Набережном проспекте.
Вместе с изобретателем Отто Данцикером он вскоре станет одним из ближайших советников владельца-управляющего парка. Крошечный Кони-Айленд, привлекавший изумленное внимание как диковинная игрушка, служил более серьезной цели: уменьшив целый курорт до миниатюрного макета внутри своего парка, управляющий увеличивал размеры и мощь последнего; парк представлялся гигантской непостижимой вездесущей структурой; в то же время управляющий предлагал восхищенным толпам проявить легкое снисхождение к съежившимся до очаровательных игрушек аттракционам конкурентов.
Как и прочие владельцы парков развлечений на рубеже веков, владелец-управляющий «Эдема» столкнулся с необходимостью привлечь массы, желавшие удовольствий и возбуждения, ни в малейшей степени не поставив под угрозу предполагаемые ценности этих масс – никаких азартных игр, проституции и бандитизма, что пышным цветом цвели в любом закоулке Кони-Айленда.
Огородив свои парки и организовав полицейские патрули, владельцы добились беспрецедентного контроля. Но проницательный управляющий обнаружил другую проблему: новые, безопасные радости внутри ограды грозили сделать парки слишком ручными и предсказуемыми, толкнуть их на горемычный путь летних семейных кафе. Управляющий разрешил эту проблему блестяще, наняв труппу из тысячи восьмисот специально обученных актеров, изображавших хулиганство и другие пороки, исчезновение коих вызывало тайную тоску. Таким образом, среди аттракционов парка имелся ряд темных баров, сомнительных постоялых дворов и кривых улочек, вдоль которых выстроились подозрительные лавки, где посетители могли пообщаться с проститутками, карманниками, головорезами, пьяными матросами, сутенерами, мошенниками и гангстерами, уверенные, что специфический язык, шокирующие костюмы и вспыхивающие порой кошмарные драки входят в представление. Посетители парка, равно мужчины и женщины, особенно восхищались актрисами, игравшими проституток, и наслаждались, с близкого расстояния глядя на тревожащих, волнующих продажных девок, что звали к наслаждениям запретным, но притом безусловно и безопасно воображаемым. Клиентов, которые сами хулиганили либо вели себя оскорбительно, быстро выводили умелые парковые полицейские, бродившие по территории в форме или переодетыми. Поскольку не всегда удавалось сразу отличить актера в матросском костюме и с переводными картинками на предплечье, от настоящего матроса с настоящими татуировками, или же актрису с нарумяненными щеками и нахальными глазами, вышагивающую по аллеям меж киосков, от фабричной девчонки из Бруклина в жакете с искусственным мехом и соломенной шляпке с плакучим плюмажем, посетители парка пребывали в неком пьянящем замешательстве, чувствуя себя актерами и актрисами, играющими швей, учителей, кассиров, машинисток и лавочников – роли, к которым они теперь относились не так серьезно, как в том, другом мире работы и усталости.
Читать дальше