Сергей Абрамов: Мертвые не плачут

Только он мог такое придумать. И, кстати, оживить.

– На дворе – август, десятое число, лето, жара несусветная, смертность в Столице растет… – Наставник размышлял вслух. – А что бы и не закончить твою высокую миссию, скажем, к четырнадцатому сентября? Как ты насчет этого срока?

– Почему именно к четырнадцатому?

– Не врубился? Новый год по церковному календарю, день заслуженного отдыха.

– Не врубился…

Прикинул: от десятого августа до четырнадцатого сентября легло ровно тридцать пять дней. Любопытно, Наставник прямо сейчас срок в уме посчитал или это домашняя заготовка? Скорее, домашняя. Тридцать пять дней – по неделе на каждого приговоренного. Тринадцатого – финал. Четырнадцатого – новый год…

А смысл в чем?

– Пять приговоренных – пять недель. Годится, Пастух? – как подслушал слово.

– Почему сразу пять? – вопросом на вопрос.

– Потому что жизнь подгоняет. Год, заметим образно, ты пристреливался. Неплохо вышло. Пришла пора стрелять. Как там у вас, у спецов, говорят: веером…

– А мишеней, тоже заметим образно, хватит?

– Ты что, Пастух? – изумился Наставник. Или сыграл изумление. – Госчиновников, бизнесменов нечистых на руку – тьма! И каждый – миллионер или даже кто помельче – все стремятся изо всех сил стать чиновниками. Бизнесмены тут – в первых рядах. Всяк большой начальник имеет за спиной собственный бизнес. Типа – не его. Типа – дружественный. И богатеет, богатеет… Уже и миллиардеров – как собак… Треть годового бюджета Страны идет налево. Народ, заметь, не безмолвствует, народ крови жаждет. И справедливости: вор должен сидеть в тюрьме!

– А чего ж не сидит?

– Как ты себе это представляешь? Массовые посадки? Десятки, сотни уголовных дел на власть имущих – от Столицы до самых до окраин? Так?

– Вполне. Народу, как вы говорите, это понравится.

– А судьи кто? Те же воры – от районных судов до Главного. А есть еще международные суды, куда легко апеллировать… Итог – процентов семьдесят дел, как минимум, развалятся по дороге. А остальные тридцать Государство легко просрет в судах. Над нами всем миром ржать будут.

– Судей тоже судить надо.

– Гениально! Судьи, власть, вросшая в бизнес, бизнес, вросший во власть, правоохранники, вросшие во все дырки… И всех – в багинеты, так?.. Народу, утверждаешь, понравится? Наверно. А мировому общественному мнению? Тебе что, насрать на него, да? А мне не насрать! Мне не в жилу, чтоб Страну опять называли концлагерем! И при этом, чтобы всем миром смеялись над нашей тупой беспомощностью. Все! Проехали! Есть высший суд!..

Актер в нем жил и работал, рук не покладая. Пастух не впервые ловил себя на том, что верит ему. Хотя бы и минутно. Потом расставались, театр временно закрывался, флер таял, но что-то в душе или в башке оставалось: не хотелось Пастуху жить в концлагере, но и в стране воров – тоже не хотелось. Его, Пастуха, дело по Книге, – охранять стадо, так, но и чистить стадо от слишком бешеных – тоже его дело. Или в первую очередь – его. Значит, кто он? Ну, уж только не палач! А хирург, например. Или ассенизатор и водовоз, кем-то там призванный…

Вот Наставником и призванный.

– Народ любит своих – то есть народных! – героев, – уже спокойно сказал Наставник. – Былины там, сказки, легенды… Говорено тыщу раз, Пастух. Благодарный народ тебе еще памятников по Стране понаставит, в песнях тебя воспоет. Ну, не тебя персонально, конечно, но вообще…

– Меня же нет. Я – призрак.

– До поры, Пастух, до поры.

– Да я, знаете, как-то не тороплюсь к посмертному признанию.

– И не торопись, – сказал Наставник. – Тебе его не дождаться, как ты сам понимаешь. Ты – Призрак. Тень. Ты – не палач, ты – судьба. На кой хер тебе признание при жизни? Ты ж, как написано в Книге, знаешь Твоих, а Твои узнают тебя. Со временем… Работай, Пастух. Все, как всегда, должно быть естественным и только слегка печальным. Пять случайных смертей в пяти разных регионах родной Державы – это даже для местной прессы не есть сенсация, а есть рутина.

– Пресса – не мой садик, – ответил Пастух. – Я – человек непубличный… – подошел к старому дивану, до ниток истертому чьими-то сторонними жопами, взял в руки толстую и тяжелую картонную папку, в которую сложены были досье, покачал на руке, вес проверяя. – Здесь всё?

– Всё, – сказал Наставник. – От рождений до смертей. Плюс всё, что тебя заинтересует в жизни фигурантов. Плюс – копии приговоров, чтоб тебя совесть не мучила. Или она тебя вообще не мучает, а, Пастух?