Дэвид Моррелл - Огненный завет (Братство пламени)

Западная Германия, Рейн

Светофор автомобиля с трудом пробивался сквозь туман, окутавший пустынную проселочную дорогу. Давным-давно, во времена между двумя мировыми войнами, по ней часто ездили рыболовы на велосипедах. Спрятав свой двухколесный транспорт в кустах, они доставали из корзин, прилаженных к рулю, снасти, собирали удочки и по тропинкам, сбегавшим по заросшему деревьями склону, спускались к любимым местам рыбалки. Когда-то на берегу резвились дети. В теплые летние дни матери раскладывали одеяла на густой, сочной траве и раскрывали корзины для пикников, от которых исходил аромат колбасы, сыра и свежеиспеченного хлеба. На отмелях остужались бутылки с вином. Но это было когда-то, а теперь сюда, на берега Рейна, редко кто забредал, и конечно же, не для того, чтобы устроить пикник, потому что ядовитые вещества, растворенные в воде, проникнув в почву, погубили траву и деревья, а вонь с реки перебила бы запах вкусного домашнего хлеба. Не появлялись здесь и рыбаки, ибо ил превратил быстрые воды Рейна в стоячее болото, и вся рыба давно в нем перевелась.

В то время, когда объятая ужасом Тэсс слушала объяснения жены профессора Хардинга, в Германии уже стоял вечер, и машина двигалась в темноте, подпрыгивая на ухабах проселочной дороги. Сидевшие в ней люди не думали ни о пикнике, ни о рыбалке. С горечью смотрели они на голые деревья и чахлые кусты, темневшие в тумане. Все сидевшие в машине, кроме одного, которому было не до того. Дрожа от страха, он бормотал:

— Вам это не пройдет даром! Меня ждут гости! Меня скоро хватятся!

— Вы имеете в виду прием в вашем поместье? — спросил мужчина за рулем и, пожав плечами, добавил: — Ну, гостям придется обойтись без вас, герр Шмидт.

— Да, — поддержал его другой человек, — я им не завидую, им остается только ждать.

— И ждать очень долго, — подхватил третий.

— Скажите, чего вы от меня хотите? — воскликнул одетый в смокинг седовласый человек с узким лицом. — Выкупа? Тогда зачем вы привезли меня сюда? Дайте мне возможность позвонить! Я все устрою! Мой помощник достанет вам любую требуемую сумму денег. И никакой полиции!

— Ну конечно, герр Шмидт, никакой полиции. Это и вам гарантирую, — сказал тот, что был за рулем. — Может быть, позже, но не сейчас. Полиции не будет.

— О чем вы говорите?

— О справедливости, — ответил мужчина с пистолетом, не отнимая его от затылка седовласого господина.

— О наглядном уроке, — добавил другой. — Вот оно, это место. — Он наклонился вперед и, обращаясь к водителю, сказал: — В детстве это было мое любимое место. А теперь посмотри на него! Посмотри, каким оно стало безобразным. Здесь. Остановите прямо здесь.

— Зачем? — воскликнул Шмидт дрожащим голосом.

— Я уже сказал вам, — произнес человек с пистолетом, — чтобы восторжествовала справедливость.

Водитель, ломая ветки, остановил машину в голых, сухих кустах на обочине проселка. Он погасил фары и вышел. Вокруг простиралась, утопая в тумане, пустынная местность, лишенная растительности. Тем временем его спутники принялись вытаскивать из машины упиравшегося Шмидта, отчего рукав его смокинга зацепился за сучок лишенного коры дерева и порвался.

— Вот беда-то, — сказал мужчина с пистолетом. — Какая досадная оплошность.

— Да, жаль, — откликнулся водитель.

Они дошли до края обрывистого берега и заставили Шмидта спускаться по голому склону. Их тут же окутали смрадные испарения, поднимавшиеся от реки, они закашлялись. Охваченный ужасом Шмидт сопротивлялся так яростно, что мужчины были вынуждены тащить его волоком. Его туфли из кожи ручной выделки царапались о камни. Там, где извивавшаяся, едва различимая тропинка становилась слишком крутой, один из них, загораживая луч рукой, подсвечивал дорогу карманным фонариком. На удручающе безжизненном дне обрыва в свете фонарика стала видна прибившаяся к берегу пена, по скованному илом течению медленно плыла тина. Здесь воняло, как в отстойнике, потому что в воду спускали канализационные отходы.

— Проклятье! — вскричал мужчина с пистолетом. — Я же тут плавал! А рыба… рыба была такой вкусной и свежей. Сваренная, она становилась белой-пребелой, мясо ее было нежным, но тушка не разваливалась. Мать вымачивала ее в молоке, а потом вываливала в сухарях…

— При чем тут рыба? — жалобным голосом заговорил Шмидт. — Я ничего не понимаю. Ради Бога, если вы хотели запугать меня, вы своего добились. Я признаюсь! Я испуган до смерти! — Потеряв над собой контроль, седовласый пленник зарыдал. — Сколько вы хотите? Я отдам все! Прошу вас! Клянусь покойной матерью, я заплачу сколько угодно!