Дэвид Моррелл - Пятая профессия

Акира пожал плечами.

— Человек всегда должен быть готов к неудобствам во время путешествия. А вот вам не помешало бы научиться наслаждаться импозантностью здешних мирных мест. Пока хозяин будет принимать ванну, я закажу обед. Когда Камичи-сан будет готов отойти ко сну, я разрешу отдохнуть вам.

Камичи поднял чемоданы, оставив Акире свободными руки и на этот раз. Кивнув Сэвэджу, Акира проследовал за своим хозяином в номер и запер дверь.

Сэвэдж стоял не шелохнувшись. Оставшись в одиночестве, он стал более остро воспринимать тишину в отеле. Взглянул на чемоданы — свой и Акиры. Потом перевел взгляд на молчаливые двери по всему коридору и заметил на стенах фотографии: старинные, выцветшие картинки окруженного скалами озера еще до того, как здесь был выстроен отель, бородатых мужчин и женщин в капорах, сидящих в ландо, — все из другого века — и пикники давно умерших семей, расположившихся у края воды.

И снова он почувствовал тревогу. Повернувшись налево, он принялся рассматривать верхнюю площадку королевской лестницы. Еще дальше влево тянулся по крайней мере ярдов на сто пустынный коридор. Повернувшись направо, Сэвэдж просмотрел другой участок коридора, где, доходя до ниши, забитой старинными креслами-качалками, он исчезал за поворотом.

Сэвэдж осторожно прошел к тому месту, где его выгодная позиция полностью сводилась на нет. В нише он увидел, что дальше коридор делает крутой поворот по направлению к главному входу в отель, а затем еще один резкий поворот, который ярдов на сто проходит по длине всего отеля… И та часть коридора казалась еще более одинокой, и не только потому, что в нем как бы собирались удушливые образы прошлого, но из-за нервирующего ощущения временной ловушки, другого измерения, из которого нет и не может быть выхода.

Сэвэдж почувствовал, как холодок лег ему на плечи.

Двумя часами позже Сэвэдж улегся на проседающий матрас кровати и принялся читать буклет, найденный на столике возле постели.

Мэдфорд Гэпский Горный Приют, оказывается, имел настолько удивительную историю, что это отчасти объясняло ощущение нереальности места. В 1870 году меннонитская чета, владевшая фермой неподалеку, взобралась на гору Мэдфорд и с изумлением обнаружила, что, оказывается, вершина представляет собой плоский “стол”, в центре которого лежит озерцо, наполняемое весной вешними водами. Местечко казалось облюбованным самим богом.

На том месте, где сейчас находился вестибюль отеля, они выстроили хижину и пригласили другие меннонитские семьи молиться и превозносить райскую красоту, отыскавшую место на грешной земле. Но оказалось так, что паломников пришло огромное множество, так что хижине потребовались пристройки, а когда о приюте услышали аутсайдеры, то коммуна решила сделать следующие пристройки к основному зданию, чтобы они смогли принять всех нуждающихся в отдыхе, которые, вполне возможно, в будущем нашли бы утешение в меннонитской вере.

В 1910 году случайный пожар уничтожил первые постройки и пристройки. К тому времени чета, обнаружившая озеро, уже отошла в мир иной. Сыновья и дочери почивших, пребывая в то время у кормила, решили перестроить приют заново. Но, являясь фермерами, они поняли, что без помощи им не обойтись. Они наняли менеджера и архитектора из Нью-Йорка, который давным-давно оставил свою профессию, не выдержав городского гнета. Архитектор перешел в меннонитскую веру и посвятил себя и свою жизнь Горному Приюту.

Но интуиция горожанина из Нового Вавилона подсказала ему, что приют должен отличаться от всего, что видено людьми в других городах, быть единственным в своем роде, чтобы необращенные прониклись духом меннонитской веры и смогли преспокойно оставить за порогом нагар и отчаяние мирской жизни и, отправившись в Пенсильванию, заплатить за подъем на гору и увидеть озеро, являющееся величием Господа.

Поэтому каждую пристройку он делал в другом стиле, и когда предприятие стало процветать, здание начало удлиняться и удлиняться и наконец протянулось почти на двести пятьдесят ярдов. Гости приезжали сюда даже из Сан-Франциско и тому подобной глуши и ежегодно заказывали одни и те же номера. Лишь в 1962 году владельцы отеля с неохотой разрешили провести телефонную связь в каждую комнату. Но так как в отеле все так же строжайше соблюдались меннонитские правила, радио и телевидение были запрещены. Божье искусство должно было привлекать внимание приезжающих. Танцы и карты, как разумеется, алкоголь и табак оставались в другом мире.