Дэвид Моррелл - Последняя побудка

Первый выстрел он услышал, выходя из дома и направляясь к конюшням. Времени было чуть больше четырех; он сначала собирался дать своей лошади корма и воды, потом выпить кофе с беконом в столовой, выкурить папиросу и посмотреть, как взойдет солнце. К этому времени солдаты, с которыми он вместе несет дозор, встанут и будут готовы. Он присоединится к ним, поскачет на запад, проверит там границу.

Старик так и не дошел до конюшни. В десяти футах от барака он услышал первый выстрел и, остановившись, напрягся и подождал; очень скоро последовал второй выстрел, а потом еще и еще, и все звуки слились в единый грохот. Сначала он подумал, что этот шум — отголосок дальнего грома в горах; но теперь все понял. Гром? Как бы не так! Это лошади, а у него при себе ружье для патрулирования и пистолет в кобуре; он выхватил пистолет, отвел затвор, зарядил, стал вглядываться в сторону, откуда неслись выстрелы, вычисляя, где перехватить врага.

Они там, справа; он пробежал мимо казарм, увидел вспышки выстрелов возле склада, горящие бараки, услышал крики всадников, топот лошадей, звуки ружейных выстрелов; он бежал, пока не разглядел отчетливо всадников, и тогда начал стрелять. Вокруг происходило слишком много всего, поэтому было непонятно, попал он или нет. Он снова выстрелил, пробежал мимо двух бараков, прицелился, выстрелил; потом еще. Обойма кончилась, он вложил новую и снова стал стрелять в несущихся всадников. Ясное дело, мексиканцы; он прицелился во всадника в широком сомбреро с мачете наизготовку, выстрелил, вышиб его из седла; тот запутался ногой в стремени, лошадь рванулась и понесла, а всадник, так и застрявший в стремени, извиваясь, волочился за ней по земле.

Глядя вслед лошади, он вдруг обратил внимание, куда целился всадник, и глазам своим не поверил. Посреди всеобщей заварухи, опустив руки, стоял человек. Совершенно беззащитный. Собственно, мальчишка, одетый в кавалерийские бриджи, без рубашки, в одном белье. Легкая мишень — стоит и не двигаясь смотрит в его сторону. А вокруг скачут и кричат всадники. Он знал, что так нельзя. Это глупо. Но, Господи, мальчишка стоит и стоит, и он кинулся к нему из-за бараков, приседая и стреляя во всадников. Он подбежал к нему в такой ярости, что сразу сбил с ног, пихнул плечом прямо в грудь. Они повалились на землю.

— Что это? Кто…

— Да лежи ты, черт подери! — Теперь мужчина так разозлился на себя, что чуть не вмазал парню. Он схватил его за ремень и за ворот белья, потащил, отчаянно проклиная и ругаясь. К ближайшей казарме. Дверь была открыта, старик швырнул парня внутрь, бросил ему ружье, повернулся и снова побежал, стреляя в скачущих мимо мексиканцев.

Всадник получил пулю в затылок и упал. Человек в штатском снова выстрелил и попал другому всаднику в грудь. Он оглянулся на барак, где оставил мальчишку, увидел вспышку выстрела из дверей, понял, что все в порядке, и забыл о нем.

Он услышал за спиной выстрел, обернулся и увидел патрульного, стрелявшего с колена из-за угла здания. Затем появились еще пятеро солдат, сомкнувших круг с защищенными флангами, которые тоже стреляли. Стреляли из домов, из-за повозок, из канав, из кустов; всадники метались из стороны в сторону, к пламени горящих казарм напротив присоединилось пламя в городе, языки которого взвивались к небу.

Он увидел цепочку мексиканцев, двигавшихся по направлению к огню. Он нырнул между двух построек, побежал в ту сторону, стреляя в поток всадников, скачущих мимо вокзала, добрался до железнодорожной насыпи, поднялся на нее, остановился, чтобы убедиться, что с другой стороны никого нет, и поспешил вниз. Дорогу с севера на юг — слева от него — заполнили мечущиеся, стреляющие всадники. Справа были кавалеристы с карабинами; они скакали в город. Он пробежал через пустырь, миновал ряд домов, нырнул под изгородь, пронесся по переулку и выбежал на дорогу, шедшую с запада на восток. Вокруг полыхали магазины, и было так светло, как будто среди темной ночи внезапно наступил день.

На улице суетился пулеметный расчет, пытавшийся занять Удобную позицию. Несколько всадников выскочили из-за угла и налетели на пулеметчиков.. К ним присоединилась еще группа мексиканцев. Позже возникнут некоторые вопросы. Захваченный в плен мексиканец станет утверждать, будто их предводитель не вступал в бой, что, отдав приказы, он остался в пустыне с резервом, и — более того — скакал не на своей знаменитой белой лошади Сьете Легуас, “Семь Лье”, а на обычном чалом коне по кличке Таурино. Как бы то ни было, сейчас человек в штатском был совершенно уверен, что перед ним Вилья, приземистый и коренастый, с массивной грудью, почти непропорционально маленький по сравнению с огромным белым конем, которого он пришпоривал. Хотя он и был далеко, казалось, своим присутствием он заполнил всю улицу; в глаза бросались пышные висячие усы и холодные, пронзительно черные глаза.