Дэвид Моррелл - Крайние меры

Питтман перешагнул через ствол поваленного дерева.

— Теперь в Гроллье ждут прибытия подкрепления. Беннет был раздражен гораздо сильнее, чем того требовали обстоятельства. Кто-то наверняка предупредил его о возможности появления в школе нежелательных посетителей.

— И сейчас, надо полагать, он связался с кем надо по телефону.

— Верно, — ответил Питтман. — Если, конечно, убежден, что мы навсегда оставили Академию.

— А разве это не так? — заволновалась Джилл. — Вы хотите сказать, что не намерены возвращаться в Монтпильер?

— А что нам там делать? — Впереди между деревьями Питтман увидел серый «дастер». — Разве у нас есть какие-то другие варианты?

— Ну, а здесь что нам делать? Никакого Данкана мы не нашли. Может, он и не учился в Гроллье. Миллгейт мог просто бредить.

— Нет. Я должен это проверить. — Питтман влез в «дастер», откинулся на спинку сиденья. — Я возвращаюсь. Этой же ночью.

При свете молодого месяца в совершенно безоблачном небе Питтман перебрался через доходящую ему до груди ограду и вошел в тень деревьев. Одет он был в кроссовки и темный свитер, которые хранил в сумке. Черную вязаную шапочку, черную куртку и черные же перчатки. Все это и еще поясную сумку он купил в небольшом селении, в десяти милях от школы. Куртка имела объемистые карманы, и в одном из них сейчас находился кольт, а в другом — небольшой фонарь.

Питтман осторожно пробрался между деревьями и скоро вновь оказался на открытом месте, залитом лунным светом. Он опустился на корточки, вглядываясь в неясные силуэты зданий школы. Было около полуночи. Во всех корпусах, кроме административного, окна были темны. Уличные фонари освещали площадь и пространство перед входными дверями. Никакого движения на территории не было.

Тем не менее Питтман выжидал, оценивая ситуацию. Прогноз погоды, переданный по радио в машине, оправдался: было холодно и при дыхании Питтман видел, как изо рта идет пар. Он дрожал, но не столько от холода, сколько от страха. В Скарсдейле он тоже нервничал, но совсем по-другому. Ведь тогда он собирался покончить с собой, и взяло верх чувство фатальной неизбежности. Но теперь...

" — Итак, — спрашивал себя Питтман, — как же обстоит дело теперь?

— Ты, бесспорно, боишься. Боишься смерти. Значит, тебе есть что терять?

— Но что?

— Джилл?"

Эта мысль поразила его.

«На что ты надеешься?»

«Надежда». Это слово давно исчезло из его словаря. Теперь надежда вновь появилась. А вместе с ней и страх.

Питтман начал спуск по поросшему травой склону. Ничто не нарушало тишины, даже воздух словно замер, и только лицо ощущало слабое прикосновение ветерка. В сырой траве кроссовки пропитались влагой и холодили ноги. Не обращая на это внимания, Питтман не сводил глаз с выездного круга, а затем и с футбольного поля, пока продвигался мимо них. Силуэты школьных зданий четко вырисовывались на фоне гор.

Питтман много написал о войне и хорошо понимал, что снайперу с телескопическим прицелом ночного видения ничего не стоило его убить. Но с каждым шагом, с каждой секундой он чувствовал себя все увереннее. Не исключено, что здесь ему ничего не грозит, и все окажется значительно легче, чем он думал.

Где-то позади заржала лошадь, и Питтман замер, опасаясь, как бы этот звук не привлек чье-то внимание. Едва ржание смолкло, Питтман снова стал двигаться и ускорил шаг, чтобы поскорее оказаться в спасительной тени одного из зданий.

Снова воцарилась тишина. Двигаясь настолько быстро, насколько позволяла осторожность, Питтман обошел по периметру второе здание, стараясь не попадать в полосу света у входа. Он пересек площадь и, прижавшись спиной к стене, принялся изучать мельчайшие детали, различимые в окружающей темноте. Все его чувства были обострены до предела, он уже прошел в глубь территории, и это вселяло уверенность. Но страх не проходил. Он не мог унять дрожь, опасаясь, что в тишине таится опасность.

Питтман заставил себя оторваться от стены и перебежал к библиотеке. Но войти в освещенное пространство перед дверьми не осмелился, а отыскал запасной выход и повернул ручку. Увы! Дверь была заперта. А ведь главный библиотекарь хвастливо заявил, что в школе действует закон чести, и двери оставляют открытыми. Но, видимо, это появление Питтмана с Джилл так встревожило главу Академии. Беннет наверняка был предупрежден о возможности появления нежелательных посетителей.

«Но почему? — думал Питтман. — Что люди Миллгейта пытаются скрыть?»