Дэвид Моррелл - Крайние меры

Питтман испытующе посмотрел на нее:

— Первый поворот направо после моста.

— Знаю! Он есть на схеме, которую нарисовали нам в библиотеке. И я хорошо помню, что говорила эта женщина.

— Я только хотел помочь.

— Не обижайтесь. Простите меня. Я вовсе не вздорная. Просто... Вы напугали меня этим пистолетом. — Все это звучало малоубедительно. — В поезде я как-то расслабилась и забыла, насколько все серьезно. Сожалею, что так получилось.

— В таком случае поворачивайте назад, — сказал Питтман.

— Что?

— Мы возвращаемся в Монтпильер, я посажу вас в нью-йоркский поезд, а сам доберусь до Академии Гроллье.

— Отправите меня в Нью-Йорк?.. Но это ничего не изменит. Охота на меня продолжается. Вы сами сказали, что на полицию мне рассчитывать нечего. Обращаться к родителям я не собираюсь. Тем более что за их домом наверняка следят. Друзей тоже не хочу подвергать риску. В общем, самое разумное — это остаться с вами. У меня просто нет выбора.

— Один заряд я уже загнал в патронник. Вам ничего не надо делать. Только нажать на спусковой крючок. Ага, вот и ворота. — Питтман показал на большую элегантную надпись: «Академия Гроллье». — А мне по душе их девиз, — добавил он. — «Лидерство — это служение».

Они свернули с дороги и двинулись вверх по мощеной, обсаженной деревьями аллее. Ворота в деревянном заборе были распахнуты. «Дастер» миновал небольшое сооружение, напоминавшее караульное помещение при въезде на военную базу. Однако караулка была пуста, и Питтман решил, что здание предназначено для приема почты.

Когда подъем кончился, перед ними открылся настолько захватывающий вид, что Джилл остановила машину. По обеим сторонам хребта высокие ели устремлялись к вершинам гор. Впереди и ниже деревья были выкорчеваны, и на их месте расстилался огромный луг. В долине виднелись конюшни, пасущиеся лошади, выездной круг, поле для игры в поло, а рядом несколько футбольных полей. Еще дальше поблескивало на солнце овальное озеро, и Питтман вспомнил, какое огромное значение в Гроллье придается командной гребле.

Об этом рассказал профессор Фолсом. Но больше всего поразили Питтмана здания в центре долины: традиционная церковь с белым шпилем, внушительное сооружение с колоннами (по-видимому, административный корпус) и пятнадцать строений из красного кирпича, сплошь увитых плющом.

— Спальные и учебные корпуса, — заметил Питтман. — Основательность, эффективность и функциональность, как их представляет себе истеблишмент.

Джилл удивленно подняла глаза:

— А вас, похоже, здорово заклинило на проблемах избранного общества.

— Перефразируя Уилла Роджерса, мне не доводилось встречать хорошего богача.

— Но я тоже богата.

— А ведете себя по-иному. У меня был старший брат.

Джилл удивленно посмотрела на Питтмана: при чем тут старший брат?

— Его звали Бобби. Он учил меня ездить на велосипеде и играть в бейсбол. А потом боксировать, когда я возвращался из школы после драки, с фонарем под глазом. Бобби знал все. И все умел. Он был моим идолом. Я боготворил его.

— Почему все в прошедшем времени?

— Он погиб во Вьетнаме.

— О... Простите.

— Как ему не хотелось ехать туда, — продолжал Питтман. — Он не верил в справедливость этой войны. Но мои родители были бедны, и Бобби не имел средств на обучение в колледже. Иначе получил бы отсрочку, как сынки богатых родителей. В каждом письме он не уставал повторять, что в его части служат только представители низших слоев общества, далеких от истеблишмента. Брат, конечно, употреблял более крепкие выражения. Еще он писал о дурном предчувствии, о том, что не вернется домой. И предчувствие сбылось. Бобби погиб от американских снарядов, выпущенных по ошибке. От того, что официально именуется «дружественным огнем». Я ежедневно навещал его могилу. В то время я думал, насколько легко богатым начинать войны, зная, что их дети не должны сражаться.

Позже, когда, поработав на стройках, я накопил денег на колледж, то понял еще кое-что. Богатые наживаются на войнах. Именно поэтому я стал журналистом. Чтобы охотиться за негодяями. Чтобы отомстить за брата.

— Простите меня, — повторила Джилл.

— И вы меня, — ответил Питтман, разглядывая забинтованную руку. — Все это как-то само собой выплеснулось наружу.

Джилл коснулась его руки.

Все здания расположились вокруг прямоугольной площади, напоминавшей военный плац. По периметру плаца шла мощеная дорога, и Джилл готова была оставить машину на ней, но вовремя заметила стоянку рядом со зданием, которое они приняли за административное. На стоянке уже было запарковано машин пятнадцать.