Дэвид Моррелл - Защитник

В то же мгновение Кавано ринулся к двери и присел между дверью и Джэми так, чтобы его не было видно через глазок. Он услышал скрип снимаемой цепочки.

Когда дверь открылась, Кавано бросился на охранника. Джэми, как и было задумано, подняла коробки вверх, чтобы бронежилет внутри них защищал ее. Перед ними оказался все тот же бритоголовый мужчина, которого Кавано вышвырнул из черного автомобиля у дверей торгового центра почти две недели назад. Открыв рот от изумления, он попытался вытащить пистолет, но Кавано резко ударил его дулом своего «зига» по голове, и бритоголовый упал навзничь, придавив руку с пистолетом к полу собственным телом. Кавано перескочил через него и вбежал в гостиную, переводя пистолет влево, в сторону телевизора.

Бородатый мужчина лет сорока, казалось, прирос к стулу, не зная, куда смотреть — на пистолет Кавано или на Джэми, наставившую на него пистолет через проем, ведущий из кухни. Его собственный пистолет лежал на кофейном столике перед ним.

Разерфорд сидел на стуле в дальнем левом углу комнаты. Он был привязан к стулу, во рту торчал кляп. Пятна крови на его лице ярко выделялись на фоне черной кожи. Разерфорд удивленно уставился на Кавано, но у того не было времени, чтобы обращать на это внимание.

Кавано схватил со стола пистолет противника, на ходу ударив его рукояткой по голове. После этого он прижался к стене, смежной со спальней. Направив оружие в ту часть спальни, которая просматривалась с его стороны, Кавано резко перескочил к другой стороне дверного проема, одновременно переводя прицел в другой угол комнаты. Не заметив ничего подозрительного, он ворвался в спальню, задвинул дверь в ванную тумбочкой и заглянул под кровать. После этого он открыл дверь в ванную и убедился в том, что там тоже никто не скрывается.

Вернувшись в гостиную, он посмотрел на бородатого мужчину. Тот лежал на полу и стонал.

Кавано добежал до входной двери, закрыл ее на замок и наставил пистолет на бритоголового, который продолжал лежать на полу. Обыскав противника, Кавано забрал пистолет, заткнутый за ремень на спине, и этим же ремнем связал ему руки за спиной.

Ту же процедуру он проделал с бородатым. Проверив, нет ли кого в туалете у двери, Кавано подбежал к Разерфорду и вынул у него кляп изо рта.

— Мы взяли всех?

— Да.

Кавано начал развязывать веревки, которыми были опутаны лодыжки и запястья Разерфорда, разглядывая синяки и рассечения на его лице.

— Тебе сильно досталось?

— Вышибли зуб, — ответил Разерфорд, показывая на распухшую щеку. — Может, и несколько ребер сломали, — добавил он. Сделав глубокий вдох, он вздрогнул.

Кавано заметил на углу столика коробку с салфетками. Схватив сразу несколько, он дал их Разерфорду.

— Хорошенько прокашляйся и плюнь.

— Боже всемогущий, больновато, — пробурчал Разерфорд, сделав требуемое.

Кавано осмотрел салфетки.

— Крови нет. Ложись на софу, — сказал он, помогая Разерфорду улечься. Потом он аккуратно надавил ему ладонью сначала на грудь, потом на живот. — Вроде бы никаких опухолей нет. У тебя ничего не болит, что выглядело бы подозрительно?

— Прошло уже достаточно времени. Если бы они повредили что-то внутри, я бы уже вырубился, — ответил Разерфорд, растирая онемевшие запястья.

— Где у тебя аптечка?

— В ванной, под раковиной.

Когда Кавано вернулся из ванной, держа в руках комплект первой помогли и намыленную тряпку, Разерфорд пытался сесть.

— Ты не представил мне своего друга.

— Это Дженнифер. Дженнифер, это Джон.

Джэми никак не отреагировала на то, что ее представили под вымышленным именем.

— Рад познакомиться. Очень рад, что остался в живых, иначе бы такой возможности не представилось, — сказал Разерфорд.

Кавано открыл аптечку и озадаченно уставился на три шприца, лежавших среди всевозможных бинтов и мазей. Он взял их в руки и вдруг понял, откуда они здесь взялись.

— Осталось от жены?

Кавано знал, что покойная супруга Джона страдала диабетом, и ей приходилось ежедневно делать себе уколы инсулина. По иронии судьбы, она не умерла от своей болезни, а погибла в автомобильной катастрофе.

— Много из тех вещей, что остались у меня после смерти Деборы, я отнес в церковь. Еще больше выбросил. Старая обувь и одежда, то, что уже не стоило хранить. Оставил несколько ее любимых платьев, она была очень привязана к ним. Расстаться со всем остальным было просто, но эти шприцы почему-то заставляют меня вспоминать о ней с особой нежностью. Рука не поднялась их выбросить.