Мишель Ловрик - Книга из человеческой кожи [HL]

Бог стал для Наполеона еще одним соперником, с присутствием которого он не собирался мириться. В Венеции Наполеон обнаружил свыше ста церквей, а оставил меньше половины. (Читатель не верит и недоуменно приподнимает брови? Но сейчас мы говорим о человеке, который вскоре арестует самого Папу.) Бони не задумываясь расформировывал наши церкви, а некоторые попросту разрушил. Но именно его последние действия в Венеции доставили мне больше всего хлопот и беспокойства. Бони начал один за другим закрывать городские монастыри. Бог знает какое недовольство зрело за их высокими стенами, по его мнению. Но, разумеется, главной причиной их падения стало неутолимое стремление Наполеона к их быстро реализуемым активам. Монастыри постепенно лишились всего, что представляло собой хоть какую-либо ценность: стоимость награбленного, как выяснилось впоследствии, составила четыреста миллионов франков.

Когда я говорю о «ценностях», то не отношу к ним женщин, прозябавших за монастырскими стенами. Они не стоили ровным счетом ничего. Их семейства заплатили приданое. Бог и Наполеон теперь стучался в их цветные витражные окна.

— Отдай их мне, Господь! — верещал маленький Наполеон. А Бог знал, как избежать неприятностей.

В монастыре Корпус Домини священник пропустил мимо ушей мои слова, когда я заговорил о том, что надо назначить день прибытия Марчеллы в монастырь.

— Положение дел крайне неопределенно, — заявил он, — так что пусть лучше ваша сестра побудет дома, в безопасности, еще некоторое время.

Я ответил ударом на удар.

— Почему бы вам в таком случае не вернуть мне ее приданое, чтобы оно тоже побыло дома в безопасности еще некоторое время?

Настоятель окинул меня внимательным взглядом.

— Сын мой, вы плохо выглядите. Вы не пробовали новое средство под названием «Слезы святой Розы»? Я слышал, оно способно излечить все недуги даже на таком лице, как ваше.

Затем он дернул за шнурок, и между нами опустился занавес. К тому времени, когда я продрался сквозь плотный желтый шелк, он уже исчез.

Марчелла Фазан

Руки, которые накоротке познакомились с пастелью и масляными красками в студии Сесилии Корнаро, — эти руки теперь лежали без движения. В те долгие месяцы, последовавшие за смертью Пьеро, у меня не хватало духа взяться за карандаш. Я даже перестала вести дневник. Ради Анны и Джанни я делала вид, что ем, но кожа, которой так восторгалась художница, вскоре натянулась у меня на скулах, как у египетской мумии. Однако остроумие, которое старалась вызвать к жизни Сесилия, никуда не делось, оно ждало своего часа под моим опущенными ресницами и склоненной шеей.

Я догадывалась, что Мингуилло ждал, когда же уйдет Наполеон, чтобы поместить меня в монастырь. И теперь моя свобода зависела от того, кто победит в этой борьбе — Наполеон или мой брат.

Именно высокие скулы Наполеона заставили меня стряхнуть апатию: я просто не могла не дать волю рукам, стоило мне подумать о них. Наконец я потянулась за бумагой и карандашом и начала рисовать: не только Наполеона, но и себя. Я изображала конец своей истории, который весьма отличался от планов Мингуилло.

Я была предоставлена самой себе. Мне никто не мешал. Моя мать не посягала на мое одиночество. Анна и Джанни прибегали ко мне при первой же возможности, но я вежливо отправляла их с мелкими поручениями, на выполнение которых у них уходило много времени. Им пришлось бы плохо, если бы Мингуилло заглянул ко мне и застал их рядом со мной. Я даже боялась поверить им свои страхи: это был мой подарок им, чтобы они не терзались дурными предчувствиями и не ломали голову понапрасну.

Мингуилло Фазан

Сопереживающий читатель уже наверняка ощутил мое отчаяние и отвращение: мне совсем не нравилось находиться между молотом и наковальней в лице Наполеона и святых отцов. Всем им нужны были мои деньги, но никому из них не нужна была моя сестра, как, впрочем, и мне самому.

Но вскоре два события полностью поглотили мое внимание и отвлекли от этой уродливой дилеммы. Одним стала охватившая меня любовная лихорадка. Вторым — грядущая женитьба.

La vogia de cagar e de maridarse la vien tuta in t'un momenta как говорим мы в Венеции: желание облегчиться и жениться приходит одинаково внезапно.

Пораженный читатель спрашивает: неужели ваш покорный слуга действительно влюбился?

Любовь? Не стоит думать, будто я не разбираюсь в таких вещах! Я вылущил изрядно женщин и в настоящее время вовсю флиртовал сразу с тремя девицами в Венеции, живущими в разных sestieri: [87] Район города (итал.). так было безопаснее. Снисходительный читатель простит мне подобную вольность: от одной из них я подцепил нехорошую болезнь и избил ее до крови, поэтому мир так называемой любви в данный момент вызывал у меня одно только отвращение.