Мишель Ловрик - Книга из человеческой кожи [HL]

Божий замысел состоял в том, чтобы я приглядывала за сестрой Софией — издалека, потому как теперь я заподозрила в ней очередную сестру Андреолу, еще одну тщеславную ханжу, строящую собственный культ. И действительно, прошло совсем немного времени, а прочие монахини уже сравнивали Софию с уехавшей сестрой Андреолой, причем не в пользу последней. Некоторые послушницы уже опускались на колени, когда она проходила мимо, и совершали прочие кощунственные жесты идолопоклонничества. А когда мимо проходила я, то кое-кто из легковесных и легкомысленных монахинь осенял себя крестным знамением, как будто в их среде оказывался сам сатана.

Марчелла Фазан

Меня пришла навестить Анна с корзинкой пирожков и ворохом новостей. Мне показалось, что глаза ее блестят как-то подозрительно. Я попыталась собраться с мыслями. Поначалу у меня получалось не очень хорошо, потому что прошло слишком много времени с тех пор, как я последний раз говорил вслух.

— Ты что, тоже помешанная, и пришла присоединить к нам? — вырвалось у меня, хотя это было совсем не то, я хотела сказать. Анна испуганно отпрянула.

— Вы можете говорить? — вскричала она, немного придя в себя. — А мне сказали, что вы совсем не разговариваете.

— Здесь есть плохие доктора. Доктора-потрошители, у которых кровь на фартуках. Небезопасно показывать им, о чем мы думаем. Но с тобой я всегда разговаривала, разве нет. С тобой и Джанни?

Я попыталась вспомнить, какие отношения связывали нас с ней до того, как я попала сюда и стала одной из обитательниц деревни. Для этого потребовалось всплыть на поверхность моего разума, где вовсю гуляли бурные волны. Там, где я уже давно жила в безмятежной и неторопливой белой пустоте, было намного спокойнее.

Но лицо Анны подталкивало меня к тому, чтобы вынырнуть из неподвижной глубины и прорвать кожу своей души. Это было больно. Очень больно. Меня вдруг захлестнули воспоминания. У меня потемнело на сердце, когда я вспомнила, как Санто, ухаживавший за мной самым нежным образом, влюбился в мою прекрасную невестку и использовал свои визиты ко мне, чтобы пожирать глазами ее. Я сама видела письмо. Мне даже пришлось опустить веки, чтобы стереть из памяти так некстати возникший образ.

Я больше не желала думать о таких вещах. Мне хотелось забиться в угол, где меня согревали бы своими телами другие сумасшедшие, а голова моя вновь наполнилась бы теплой восхитительной белизной.

Но Анна настаивала на том, что мы должны поговорить о Санто. Когда его имя звучало у меня в ушах, я не могла сохранять свой внутренний мир в мягкой белизне, непроницаемой и невосприимчивой ко всему. Мне казалось, что кто-то бросил канат в бездну, в которую я погрузилась, и тащит меня, захлебывающуюся и сопротивляющуюся, обратно на поверхность, туда, где я должна буду вспомнить о том, что Санто любил и желал мою невестку, всего лишь делая вид, что я ему небезразлична.

Но сейчас Анна, запинаясь и смущаясь, рассказывала мне кое-что новенькое. Она говорила мне, что это неправда, то, во что я верила так долго. Она объяснила, что Мингуилло заметил, как Санто смотрит на меня. И как я смотрю на него. И тогда мой брат воспользовался знаменитым очарованием супруги к своей выгоде. Короче, Мингуилло сам нацарапал это отвратительное письмо, рассчитывая сделать мне больно и подбросил его туда, где я непременно нашла бы его.

— Джанни видел, как ваш брат поверял бумаге всю эту историю. И он еще хвастался этим! Вот так мы и узнали обо всем.

Значит, Санто никогда не любил мою невестку? Никогда не писал этих жестоких слов?

Но долгие месяцы душевных терзаний и муки нельзя было просто взять и стереть одними только словами Анны. Кто знает, а вдруг это очередная коварная выдумка, призванная соблазнить меня вернуться к жизни на поверхности? Нет, пока еще я не могла считать поверхность безопасным местом.

— Стоп, — сказала я ей. — Довольно.

Но Анна продолжала говорить, сообщив мне очередную новость, а именно: Санто вскоре сам приедет на остров, под чужим именем, чтобы работать здесь врачом.

— И все ради того, чтобы быть рядом с вами, рядом с той, кого он обожает! — упорствовала Анна, потому что лицо мое по-прежнему оставалось непроницаемым. — Вы должны понять, госпожа Марчелла. Для чего бы ему поступать так, если только не из любви к вам? Он влюблен в вас до беспамятства, бедный мальчик!

— Но мой брат…

— Мингуилло решил, что ему больше незачем приезжать на Сан-Серволо. Он считает, что все его дела здесь закончены.