Алафер Берк - Город лжи

Но одним из качеств, которое она так любила в Максе, было то, что он умел понимать ее даже тогда, когда она сама себя с трудом понимала. Он был спокойным, уверенным, решал проблемы по мере их возникновения, не преувеличивая их. Ей всегда приходилось тревожиться о том, как другие мужчины, с которыми она раньше встречалась, воспримут какое-либо действие, событие или слово, однако Макс вел себя иначе. И поэтому ей тоже очень хотелось бы удовлетворить его желание.

— Прости. Давай завтра, ладно? Обещаю. А сегодня мне нужно только завалиться в койку, придавить подушку, пустить на нее слюну и захрапеть, как толстый старик. И мне вовсе не хочется, чтобы ты в это время глядел на меня.

— Чтобы не разрушить очарование?

— Вот именно. — Эли посмотрела ему в глаза и легонько погладила по руке.

— Завтра.

— Завтра.

— Ловлю на слове.

— Хорошо.

— Ну что ж, отдыхай. Ты это заслужила.

Выйдя на 21-ю улицу, Элли заметила знакомую фигуру: мужчина, прислонившись к белокаменной стене, курил сигарету. Джесс.

Она улыбнулась старшему брату, представив все те остроты, которые он наверняка отпускал на ее счет с того момента, как Элли прошлым вечером позвонила ему из тюрьмы.

— Приветик! — Ощутив запах табачного дыма, Элли на миг задумалась: когда же она перестанет по нему скучать?

Джесс извлек из кармана линялой джинсовой куртки нераспечатанную пачку «Мальборо» и протянул сестре.

— Я же бросила, забыл? — Это было почти правдой.

— Слыхал, в тех местах, откуда ты вышла, это платежное средство.

— Смешно.

— Я серьезно. Что душа пожелает. Мыло. Конфеты. Порнушка. Перо. Косячок. Кокс. Эти парни могут протащить туда что угодно. — Джесс для убедительности помахал пачкой сигарет.

— У тебя все? — сухо спросила она.

— Нет, конечно. Я решил подрастянуть комедию, чтобы осталось еще на несколько дней. Или недель. А то и месяцев.

— Отлично. Жду с нетерпением.

— Есть настроение выпить или ты уже в тюряге нажралась?

— Думаю, еще могу немножко продержаться и выпить.

— Ты знаешь, я угощаю только в одном заведении.

— А знаешь ли ты, какая пытка меня там ожидает?

Речь шла о баре «Бандюги», старом добром кабачке за углом, на 3-й авеню. Благодаря близости к участку и абсурдно дешевым «счастливым часам» в это время там гарантированно можно было встретить целую толпу сослуживцев Элли.

— Да ладно тебе. Дешевая выпивка. Сыграем в дартс. Или в шаффлборд. Тебе стоит время от времени вылезать из конторы, а то совсем скиснешь.

— Из конторы. Говоришь, как полицейский.

— Боже мой, я провожу с тобой слишком много времени.

Элли и Джесс выросли в одном и том же доме, с одним и тем же отцом, без продыха ловившим убийц, однако полицейская атмосфера повлияла на них совершенно по-разному. Джесс взбунтовался, отвергнув любую субординацию и жесткий распорядок, которые хоть отдаленно могли напоминать полицейские будни. Элли, напротив, впитала ее целиком и полностью, позволив ей определить дальнейшую жизнь.

Элли сорвала обертку с «Мальборо». Всего одну. Она это заслужила.

18.15

В крохотной конурке с кухонькой, которую в пансионе «Лесная долина» называли «квартирой» ее мамы, Кэти Бэтл наполнила водой из-под крана зеленый стеклянный стакан и водрузила его на палисандровую тумбу, стоявшую между пустой кроватью и креслом, в котором сейчас сидела ее мать. Она служила одновременно тумбочкой и журнальным столиком. Едва Кэти получила сообщение о том, что ее мама снова упала, она быстренько свернула осмотр с четой Дженнингс и на всех парах помчалась в дом престарелых.

Кэти присела на кровать, наблюдая, как дрожащей рукой мама медленно подносит стакан к губам.

— Даже не думай… лезть за одной из этих… глупых детских игрушек… что стоят там… на холодильнике.

Четыре месяца назад Кэти купила маме коробку пластиковых соломинок, однако упаковка так и осталась нераспечатанной. «Это для детей, — сказала тогда мама. — Начни я ими пользоваться, ты тут же попытаешься кормить меня из малюсенькой ложечки в виде самолетика».

Кэти обратила внимание, что во время трехсекундных пауз между словами мама прижимает правую ладонь к груди. Она знала: из-за побочного эффекта лекарств, которыми доктора поддерживали мамино сердце, ее некогда сильный голос ослабел и звучал теперь надтреснуто. Они заверили Кэти, что периодическая неровность сердечного ритма сама по себе не опасна. Однако она также знала, что неполадки в том, что мы воспринимаем как само собой разумеющееся, в сердцебиении, пугают ее маму, заставляют ее говорить медленнее.