Пилат отдал должное вину и становился все веселее, хотя до сих пор так и не решил предпринять путешествие в Перею. Послы, не желая возвращаться к Антигге с отказом, осторожно обходили появление десяти тысяч евреев, разбивших лагерь прямо у городских стен, и говорили о прелестях жизни, которыми славился Восток. Упомянули и о том, как спокойно в городе Тивериаде: ни единого случая волнений или возмущений среди местного населения. Намек был прозрачен и ясен: Антипа знал, как обходиться с евреями, а потому может сослужить хорошую службу и стать верным другом и помощником нового, еще неопытного римского наместника.
Пилат проигнорировал эти намеки и ответил вопросом, на который уже знал ответ:
— Вероятно, отсутствие достаточного количества евреев в городе объясняется тем, что построен он был на месте иудейского кладбища?
В этом крылось завуалированное оскорбление, и в ответ главный посланник тоже решил показать зубы.
— Многие вещи оскорбляют наиболее правоверных из них. Порой даже такие с виду незначительные мелочи, как маленькая бронзовая голова.
Пилат небрежно пожал массивными плечами.
— По моему опыту, люди ко всему привыкают. Причем не только евреи! Я сам, проснувшись сегодня утром, вдруг обнаружил, что город мой осажден двумя легионами мужчин, явившихся сюда без припасов и оружия. Видно, решили победить меня, вознося молитвы своему богу.
— Будете говорить с ними, наместник? — спросил один из послов; в голосе звучало неподдельное любопытство.
— Даже не собираюсь. Я лучше подожду, когда их бог заговорит со мной!
Один из послов рассмеялся.
— Что же он должен сказать вам, чтобы вы изменили это свое решение?
Настал черед Пилата смеяться.
Думаю, что кроме землетрясения или молний нечего и ожидать.
— Долго им все равно не протянуть, — заметил один из гостей. — Ни еды, ничего, это просто невозможно.
— А вот я не уверен, — возразил ему другой. — Они самые настоящие фанатики, эти евреи из Иерусалима.
— Пусть себе молятся до тех пор, пока голоса их не станут песком, злобно заметил Пилат. — Императорский штандарт, который я водрузил на прошлой неделе, останется в Иерусалиме, пока жив Тиберий. Может, это не по нраву их пустынному богу, зато это нравится мне!
Послы подняли чаши и выпили за здоровье Понтия Пилата. Закрепляя успех, наместник заявил гостям, что он и его жена сочтут за честь посетить Ирода Антипу и поздравить его с шестидесятилетием.
Самый откровенный из послов воскликнул с воодушевлением:
Вы можете войти в Перею под своими штандартами, наместник! Мы, в отличие от южных соседей, не так чувствительны.
Евреи пробыли под стеной все следующее утро. Толпа оказалась прямо под окнами спальни Прокулы, и Пилат велел подать завтрак туда. Такое случилось впервые за все время, что они состояли в браке.
— Мы должны насладиться этим забавнейшим зрелищем вместе! — весело сказал он Прокуле. — Просто не представляю, отчего я не сделал этого раньше.
С террасы Прокулы, если смотреть на запад, открывался вид на море. Пустыня находилась к югу, а на востоке — горы.
Ожидая, когда принесут еду, Пилат любовался гаванью. Даже в ранний час там царило оживление, и Пилату всегда нравилось наблюдать за этим. Прокула встала так, чтобы видеть и море, и толпу. С севера дул свежий утренний ветерок, но евреям это не помогало. Там, где они расположились, уже палило солнце, и бормотание молитв напоминало жужжание пчел над летними цветками.
— Что они говорят? — спросила Прокула.
Пилат оторвал взгляд от гавани, взглянул на жену.
— Кто говорит, дорогая?
Прокула снова смотрела на евреев.
— Эти люди. Повторяют одно и то же снова и снова. Слова я различаю, но не понимаю, что они значат.
— Не надо, чтобы они видели, что ты смотришь на них, Прокула. Это их распаляет.
— Простите.
— Они уйдут, только когда поймут, что все их молитвы бесполезны.
— Да, конечно. Я это знаю. Мне просто любопытно.
— Они говорят: «Боже, отврати сердце его от камня». Видимо, хотят этим сказать, что у меня каменное сердце.
— И все из-за штандарта в Иерусалиме?
— Храмовым священникам недостает мужества умереть за своего бога на римском кресте, вот они и собрали армию идиотов и послали через всю пустыню. Они молятся своему богу у нас на глазах, думая, что это заставит меня снять маленькую бронзовую головку с центрального портала над входом во дворец Ирода. А вся она размером с твой кулачок, дорогая, не больше. Да они ее толком разглядеть не могут. И жалуются лишь потому, что знают: она там. Так что все это чепуха и ничего больше!
Читать дальше