Ли Уикс - Приз победителю

Мэнн еще несколько раз глубоко вздохнул и улыбнулся своим мыслям. Гонконг никогда не навевал на него скуки, и он никогда не уставал от него. Семь лет назад, в 1997 году, инспектор стоял на этом самом месте и смотрел на залив, задаваясь вопросом, как Гонконг переживет передачу власти и что из всего этого выйдет. В ту сырую дождливую ночь в город парадным маршем вошли войска тысячелетнего Китая. Британцы же погрузились на корабли и отплыли на родину, увозя на борту одного из судов насквозь промокшего под дождем принца Уэльского и пребывавшее в смятенном состоянии души семейство Паттен в полном составе. Старый китайский папаша, войдя в бывшую английскую колонию, некоторое время недоуменно обозревал свою блудную декадентскую дочь, расцвеченную, словно косметикой, яркими огнями реклам. Потом, по некотором размышлении, издал новые правила народного общежития, отнюдь не отличавшиеся избытком демократизма или свобод. Хуже того, эти правила и постановления позволили значительно расшириться и укрепиться триаде, превратив полицейскую работу в сплошной кошмар. В городе и по сей день не существовало нормальной службы охраны свидетелей, так что число желающих давать показания стремилось к нулю. Когда же полицейским удавалось все-таки схватить преступника, им не хватало власти и полномочий, чтобы арестовать его нечестно заработанные капиталы. В самом деле, как прикажете работать в таких условиях? Несмотря на передачу власти и все последующие изменения, Гонконг, по мнению Мэнна, продолжал оставаться все той же своенравной и непокорной девицей, как и в день своего основания. Девица эта отличалась также развитыми пробивными способностями, деловой хваткой, наглостью и была самую малость грязнулей. Если другие азиатские страны можно сравнить с вальяжными цветущими дамами, возлежавшими на спине и взывавшими: «Возьми меня», — Гонконг скорее напоминал ушлую шлюху, которая, раздвигая ноги, говорила: «Это будет вам дорого стоить. Зато мне наплевать, кто вы и сколько вас».

При всем том детектив не собирался переезжать в другое место. Он давно решил, что будет жить и умрет в объятиях Гонконга. Что касается смерти, то она — при избранной им манере ведения дел — возможно, придет за ним довольно скоро. Впрочем, очень может быть, что ему, наоборот, суждено прожить долгую жизнь. Но как бы ни сложилась в дальнейшем жизнь, несомненно одно: легкой она не будет. Мэнн знал за собой один крупный недостаток, сильно усложнявший существование. Он был слишком безрассудным и отчаянным. И это при почти полном отсутствии чувства самосохранения, каковое обстоятельство он признавал, но ничего по этому поводу не делал. Всегда первым влезал в самую отчаянную заварушку, не обдумав до конца последствий. В глубине души полицейский считал, что у него нет причин воздерживаться от излишнего риска и, если разобраться, не хотел, чтобы они вдруг появились. В тот день, когда убили отца, все его детские мечтания в мгновение ока рассыпались в прах. Фактически он за несколько секунд превратился из мальчика в мужчину. Но когда мальчик умер, возникший на его месте мужчина оказался ущербным и травмированным произошедшей трагедией. И вся его дальнейшая жизнь была подчинена только одной задаче: воздать полной мерой за то, что произошло в тот день.

Мэнн огляделся. По набережной бродили влюбленные парочки и немногочисленные группки иностранных туристов, любовавшихся иллюминацией. Все как обычно, ничего экстраординарного. Детектив присел на гранитную лавочку, и тут на него, как тяжелый грузовик, внезапно накатила усталость, накопившаяся от постоянной переработки и бессонных ночей. Инспектор прикрыл глаза, откинулся на гранитную спинку скамьи и, запрокинув голову, расслабил утомленное тело. С моря повеяло прохладным бризом, и прежде чем детектив успел спохватиться, мысли неожиданно оторвались от реальности и вернулись в Англию.

Мэнн не знал, почему в последнее время так часто вспоминал об этой стране. Возможно, причиной тому был приближающийся «прохладный» сезон, ибо осень в Гонконге очень напоминала весну в Англии с ее теплыми днями и холодными ночами. Или, что более вероятно, все дело в том, что в Англии он провел не замутненное проблемами беззаботное детство, и воспоминания об этом времени стали для него драгоценными. Но существовали и неприятные воспоминания о том периоде его жизни — и, как всегда, их частью являлся Чан.

Мэнн стряхнул начавшую было овладевать им дремоту, сел на скамье прямо и почти инстинктивно дотронулся до шрама на левой щеке. Этот шрам он заполучил стараниями маленького еще тогда Чана. После лета, проведенного в Гонконге в играх с уличными мальчишками, Чан привез в Англию «звезду для метания». Это уличное оружие, получившее распространение у бойцов триады и предназначавшееся скорее для нанесения жертве ранений, нежели для убийства. Ясное дело, Чан принялся красоваться перед одноклассниками, демонстрируя действие этого опасного предмета. Так уж вышло, что Мэнн проходил мимо и «звезда» случайно попала ему в лицо. Острые «лучи» рассекли до кости скулу и искромсали плоть. В результате на лице остался глубокий шрам в виде полумесяца. «Звезда» наносила рваные раны, и аккуратно зашить щеку не получилось. Педагоги пришли в ужас, а Чан весьма сожалел о случившемся. Хорошо известно, однако, что шрамы украшают парня, и Мэнн носил свой с гордостью. Этот дефект сообщил его гладкому мальчишескому лицу черту взрослой мужской суровости, и девочкам это нравилось.