Уоррен Мерфи - Последнее испытание

А когда Римо вновь перевел взгляд на лицо Си Тана, оказалось, что тот уже исчез. А вместе с ним — и слива.

Римо вбежал в соседнюю комнату, где на узком балкончике уютно устроился Чиун. Он любовался закатом.

— Я видел Си Тана!

— Как поживает сей почтенный старец?

— По-прежнему слеп.

— К чему глаза в Пустоте?

— Я спросил его об отце, и он посоветовал обратиться к тебе.

Ученик выжидательно смотрел на учителя, но тот молчал.

— Ты слышал, что я сказал?

— Повтори, что именно он произнес, — отозвался наконец мастер Синанджу.

— Сказал: «Спроси Чиуна».

— Моего отца тоже звали Чиуном. Ты не встречал его в Пустоте?

Лицо Римо разочарованно вытянулось, он весь так и обмяк.

— Черт...

— Я говорил с императором Смитом, — продолжил Чиун. — Его оракулы подобрали тебе следующий атлой. Завтра утром отправляемся в путь.

— Не стоит откладывать...

Учитель вдруг резко развернулся.

— В таком случае едем немедленно! — проговорил он и сорвался с места.

Римо молча проводил его взглядом.

Уже в самолете Чиун сказал:

— А может, твой отец — знаменитый Тед Уильямс?

— Хорошо бы, но это не так.

— Тогда Энди Уильямс.

— Тоже вряд ли.

— Робин Уильямс?

— Никогда!

— Почему? Он толстый, а ты склонен к полноте.

— Мать говорила, что фамилия моя вовсе не Уильямс. И потом, с чего ты взял, что отец мой непременно должен быть знаменитостью?

— Да потому, что все мастера Синанджу рождались от людей известных. Почему ты должен быть исключением?

— Слушай, давай сменим тему, — предложил Римо.

— А Теннесси Уильямс разве не знаменитость?

— Теннесси Уильямс давно уже умер.

— Но ты унаследовал его талант и величие.

— Ну хватит! Меня уже тошнит от твоих дурацких разговоров!

Чиун вмиг посерьезнел.

— Скажи, Римо, почему именно сейчас тебе вдруг неудержимо захотелось разыскать отца? Ведь раньше, когда мы только познакомились, об этом речи не было.

Римо смотрел в иллюминатор на проплывающие мимо облака.

— Уходя из сиротского приюта, я надеялся навсегда распрощаться со своим прошлым, — тихо произнес он. — И вдруг в Детройте обнаружился человек, носящий мое имя...

— Ага, позаимствованное с надгробной плиты, под которой похоронили кого-то вместо тебя.

— Это теперь мы знаем. А тогда я подумал об отце, и с тех пор мне понравилось думать, что мой отец жив. И я никак не могу избавиться от этой навязчивой идеи.

Чиун промолчал.

— А куда мы летим? — поинтересовался Римо.

— Ты должен посетить Гадес.

Римо нахмурился.

— Гадес? Но это подземное царство у римлян. Или, проще говоря, ад.

— Именно.

— Тогда почему на билетах значится Бангор, штат Мэн?

— Потому что, как уверял меня император Смит, именно там обитает Цербер. — Чиун вдруг встал и двинулся к пищеблоку.

— Цербер... — пробормотал Римо. В ушах его снова зазвучал голос сестры Марии Маргариты — так живо и отчетливо, словно она была здесь, рядом: «Трехголовый пес Цербер охранял врата в подземный мир. Это он преградил путь Гераклу, когда тот собрался спуститься в глубины ада, чтобы выполнить одно из своих последних деяний».

Римо скрестил руки на груди.

— Замечательно... — пробормотал он. — Кажется, скоро конец.

Тут вдруг пристяжной ремень у него расстегнулся, и Римо увидел перед собой босую стюардессу Она наклонилась и что-то горячо зашептала ему на ухо.

— Сама соси! — огрызнулся Римо.

Когда вернулся мастер Синанджу, ученик не преминул ему пожаловаться:

— Знаешь, эта нахалка хотела, чтобы я сосал пальцы ее ног!

— Развратные женщины, населявшие Римскую империю до ее падения, настаивали на том, чтобы быть сверху...

— Ну и что такого?

— Если подобные идеи укоренятся повсеместно, Дому Синанджу придется подумать о том, чтобы перебраться в Персию. Кстати, монеты у тебя сохранились?

— Конечно.

— Дай-ка взглянуть.

Ученик протянул Чиуну монеты.

— О чем они говорят тебе, Римо? — спросил учитель.

— О том, что их надо потратить, пока курс благоприятен.

— Нет, ты безнадежен!

Римо усмехнулся.

— Но пока что всегда сверху.

Он выглянул в иллюминатор. Самолет как раз пролетал над гористой местностью.

— Похоже, это кратер Метеора, — сказал Римо Чиуну, увидев пейзаж, хорошо знакомый с детства по картинкам и фотографиям из учебников и журналов.

— Я вижу только большую дыру посреди пустыни.

Римо извлек из бумажника сложенный вчетверо листок бумаги и развернул его.