Михаил Нестеров - Легионеры

Оставляя за собой дымные полосы, домой возвращались и американцы. “Ф-16”, который сбил Амина, так и не добрался до аэродрома; не знаю, сумел ли летчик катапультироваться.

Это был мой первый бой после плена, и меня встречали как героя.

Я протестовал, но наутро меня вместе с Хабибом посадили в открытую машину и снова провезли по улицам города. Нас окружили толпы мужчин и женщин, дети кричали мне: “Молодец, Самир! Слава тебе, Самир!” И по моим щекам катились слезы.

После внезапного откровения Сунцова Резаный стал смотреть на товарища по-иному. Только смотреть, сутки – что для словоохотливого легионера было целой вечностью – вообще не обмолвился с ним ни словом. Наконец, по обыкновению, Лешу прорвало. Ему не давала покоя пара вопросов, и он начал задавать их в лоб, присев на кровать Сунцова.

– Скажи-ка, Коля, а на кой хрен тебя зачислили в наш отряд? Ты кто – летчик. Пусть даже ты необыкновенный ас. Надеешься обеспечить нам поддержку с воздуха?

Резанов и сам знал ответ на свой вопрос: район проведения операции хорошо знаком Николаю. Там, на севере Пакистана, находится один из тренировочных лагерей по подготовке пилотов. Никакая подробная карта не даст полного представления об особенностях местности, объектах, коммуникациях и прочее, включая охрану, которая качественно за последние три-четыре года не претерпела существенных изменений. Он спросил лишь для того, чтобы, отталкиваясь не от вопроса и даже не от ответа на него, поскольку Николай промолчит, задать следующий, главный вопрос. Что и сделал, заглядывая в выразительные зеленоватые глаза товарища:

– Выходит, ты снова выступаешь против своих... – Алексей многозначительно покивал. – А потом, рассказывая про свои очередные подвиги, опять пустишь слезу. Только у себя на родине ты не услышишь: “Молодец, Коля! Слава тебе, Коля!” В лучшем случае, послушав, как ты геройски дрался на суше, тебе скажут: “Ну и дурак”. Мой тебе совет, Николай: оставайся Самиром, или как там тебя “подрезали”? Абделем? Возвращайся, пока не поздно, в свой каменный век.

– Ты прав, – спокойно заметил Сунцов. – Но я устал. Устал от всего – от своих имен, от вечной войны. Мне всего сорок, но осталось недолго. Нельзя пережить ни одну войну, она умирает вместе с тобой. Наверное, это справедливо. Вот ты воевал в Афганистане, на Северном Кавказе. Ты резал и душил. Тебе не кажется, что ты продлеваешь свою жизнь? Копишь в душе войны и конфликты. В тебе человеческого осталось только имя. Кроме как воевать и убивать, ты больше ни на что не способен. Тебе, как тому американскому летчику, нравится эта работа. Только ты не кричишь об этом, а молча убиваешь. И последнее: я не воевал против своих.

Резаный скривился, чуть обнажая крепкие зубы.

– Все это лапша – свои, мои. Рано или поздно они доберутся до тебя. Не боишься соплеменников из Пакистана или Саудовской Аравии?

– Не боюсь. Я – наемник. И этим все сказано. Я знаю, на что иду. Как и ты, не так разве? Наша жизнь в руках бога.

– Аллаха, – ты хотел сказать.

– Нет, просто бога. Потом, ты сказал – свои. Однако награждали меня не террористы, чью базу мы собираемся ликвидировать. Так что для меня указ ООН – одно, для тебя – другое.

– Слушай, – не унимался Алексей, – а если бы эту работу тебе предложили от имени НАТО, согласился бы?

– Ты хочешь узнать слишком много за один день, – слабо улыбнулся Сунцов, подводя черту под разговором.

Резанов встал и потянулся.

– Ладно, Николай, наговорились до блевотины. Пойду в спортзал, разомнусь. Лена! – крикнул он, не поворачивая головы. – Пошли пободаемся. После примем горячий душ. Или ты по ледяному тащишься?

Гущина помедлила с ответом. Зевнув, она встала с койки и подмигнула Сунцову. От матери ей достались темные глаза, полные чувственные губы, а остальное, включая коренастую фигуру и светло-каштановые волосы, – заслуга отца. Стрижена коротко, едва ли не под ноль.

– Пошли. – Гущина, усмехаясь, подергала замком “молнии” на комбинезоне, недвусмысленно намекая Резаному на его недавнее поражение.

– Можно, я понесу тебя на руках? – спросил он.

– Можно, – кивнула Елена. – Если выиграешь.

– Все слышали? – встрепенулся Алексей, призывая “гусей” в свидетели. – Что я с ней сделаю!..

В спортзале Резанов предстал перед Еленой Ван Даммом: в майке без рукавов и облегающих трусах, которые отчетливо выделяли его мужское достоинство. Невысокий и мускулистый, подвижный и хорошо координированный, Леша ленивой демонстрационной походкой сближался с противником и, дурачась, изображал руками широкие пассы и беззвучно разевал рот.