Альфредо Конде - Тайна апостола Иакова

Спустя несколько минут Аншос Вилаведра с неизменной улыбкой на лице входила в помещение, предназначенное для проведения допросов.

— Ух ты! Это что же, и есть то самое зеркало, которое показывают в детективных сериалах? — как ни в чем ни бывало сказала она, входя в комнату.

— Здравствуйте, доктор, я комиссар Салорио…

— Да, тот самый, что пьет пиво с Сомосой…

— Да, но только не такое ядовитое, которое он пил вчера.

— Этот мудак того заслуживает, он просто старый козел.

— Почему?

— Почему он козел? Да ладно, комиссар…

— Но ведь яд кураре, поступивший через пищеварительный тракт, не смертелен, доктор Вилаведра.

Ни один мускул не дрогнул в лице Аншос Вилаведры в ответ на замечание комиссара. Похоже, она была заинтересована в том, чтобы дело считалось раскрытым, чтобы все было всем известно, словно это прибавило бы значительности тому, что она уже считала своими уголовно наказуемыми подвигами, которые, похоже, скрывали нечто совсем иное.

— Да знаю я. Речь шла всего лишь о предупреждении.

— …а целый ряд звонков Кларе — это тоже предупреждение?

— Будем считать, что это так, что еще остается делать?

Андрес понял, что, представляя как данность какой-то факт, который на самом деле был всего лишь его догадкой или предположением, он получает великолепный результат, ибо процесс дачи признательных показаний оказывается быстрым.

— А зачем ты ее предупреждала? — уверенно спросил он, словно тот факт, что изводивший адвокатессу искаженный голос принадлежал именно этой женщине, не вызывал у него никаких сомнений.

— Потому что я хотела заполучить архивы Софии и предполагала, что они у нее, ведь они были такими подружками, всегда вместе развлекались с мужиками в своем шикарном доме — развратная шлюшка и жалкая адвокатша, разбогатевшая с помощью грязных денег Coleslaw!

— А зачем тебе нужны были эти архивы? Ты знаешь, о чем в них идет речь? — спросила Андреа Арнойа, следуя примеру своего шефа.

Аншос бросила на нее взгляд, но ничего не ответила, полностью проигнорировав помощницу комиссара, и вновь обратила взор к Андресу, словно ожидая, что он повторит вопрос.

— Так для чего, Аншос? — спросил комиссар.

— Чтобы отдать их Томе! Томе — душка, к тому же он истинный верующий.

Комиссар посмотрел на Андреа. Допрашиваемая не только ничего не отрицала, но и признала отравление профессора и использование яда кураре; и это при том, что в прессу пока что ничего не просочилось и об отравлении знали лишь несколько врачей Университетского больничного комплекса. И о звонках Кларе она говорила как о чем-то хорошо всем известном.

— Ты ведь сегодня еще не была в клинике, правда? Где ты провела эту ночь? — вновь приступил к расспросам Салорио.

— У одной подруги. Но вы ведь не из-за этого меня сюда притащили.

— А почему, как ты думаешь?

— Послушай, комиссар, перестань паясничать! Ты сам мне только что об этом сказал.

— А как ты это сделала? Как и почему ты ее убила? — спросил наконец комиссар.

— Это было очень легко. Когда Томе показал мне растения кураре, которые он привез из Бразилии…

— Знаешь зачем?

— Да, это я его попросила. У моих родителей два мастифа, оба очень старые, оба страдают дисплазией тазобедренных суставов, и я хотела их усыпить с помощью кураре. И вообще хотела изучить действие яда, поэкспериментировать с ним. Томе объяснил мне, как приготовить яд.

Все было как-то слишком просто, во всяком случае, на данный момент. Неужели в конце концов придется сделать так же, как в случае с журналистом Рехино, и свалить всю вину на какого-нибудь беднягу? Комиссар предпочитал не думать об этом. Сейчас его задача состояла в том, чтобы полностью раскрыть дело об убийстве Софии, покушении на жизнь Сомосы и, вполне вероятно, также и на жизнь Клары.

Он решил продолжить допрос.

— А как его готовят?

Аншос посмотрела на него с прежней блаженной улыбкой. Комиссар понял: она не в своем уме. Однако сие обстоятельство уже выходило за рамки его компетенции, подумал Салорио, не отводя взгляда от лица сидевшей напротив него женщины, на котором одна нелепая гримаса сменяла другую.

— Листья, кору и корни измельчают и кладут в кастрюлю с кипящей водой. Разваривают до тех пор, пока не образуется однородная масса, такая довольно густая паста. Частичку этой пасты я бросила в пивную кружку Сомосы, но он оказался крепким орешком; в его возрасте, с его давлением, изношенным сердцем и зашкаливающим холестерином он уже должен был быть покойником, — ответила женщина с полным спокойствием и невозмутимостью.