Алистер Маклин - Санторин

— Комитет НАТО, как обычно.

— А вы на том заседании комитета присутствовали?

— Да, я на нем председательствовал.

— И ваш голос был решающим?

— Нет. Решение было принято единогласно.

— Понятно. Похоже, он весьма невысокого мнения о Пентагоне.

— Он прямо не говорит, хотя, видимо, он действительно невысокого мнения и подозревает некоторых лиц в Пентагоне.

— Ставит вас в довольно щекотливое положение. Я думаю, в Пентагоне все как на иголках.

— Как вы любите говорить, господин президент, пришлось кое-кого погладить против шерсти. Одни уже на грани помешательства, другие серьезно призадумались. В общем, можно сказать, там царит атмосфера полного остолбенения.

— Вы сами готовы поверить в это немыслимое предположение? И вообще, что можно назвать немыслимым?

— Вы хотите знать, что я думаю? Инстинктивно я чувствую, что такого просто не может быть, что все мои друзья и коллеги — чистые и честные люди. Но инстинкт — плохой советчик, господин президент. Здравый смысл и некоторые известные мне факты истории подсказывают, что каждый человек имеет свою цену. Мне придется провести расследование. Выяснение обстоятельств и наведение справок уже ведется. Я посчитал разумным не вмешиваться в работу контрразведок всех четырех родов войск. Остается ФБР. Но Пентагон не позволит, чтобы расследование вели агенты ФБР. Это очень сложная и весьма деликатная ситуация, сэр.

— Да, все верно. Так просто к адмиралу флота не подойдешь и не станешь его спрашивать, что он делал в пятницу, в ночь на тринадцатое. Остается только пожелать вам удачи. — Президент посмотрел на одну из бумаг, лежавших на столе. — Ваш ответ относительно критрона, спровоцировавший Хокинса на новый запрос, был плохо сформулирован.

— Да, плохо. Очень плохо. Этим сейчас занимаются.

— Критронное устройство, точнее сказать, критронный детонатор уже находится в тактическом использовании?

— Да.

— Кому-нибудь его посылали?

Генерал покачал головой.

Президент нажал на кнопку вызова, и в кабинет вошел молодой человек.

— От имени присутствующего здесь генерала пошлите следующую радиограмму: «Критронный детонатор в пути. Глубоко признателен вам за понимание существующих проблем и принимаемые меры. Полностью осознаю необычайную глубину, опасность и сложность ситуации. Лично гарантирую полную и немедленную, повторяю дважды, немедленную, немедленную поддержку и помощь по всем принимаемым мерам. Держите в курсе событий». Этого достаточно. Подпись поставьте мою.

— По-моему, ему больше понравилось бы «повторяю трижды», — съязвил генерал.

— Восемь сорок, сэр, — доложил Маккензи. — Адмирал приносит свои извинения, но ему хотелось бы вас видеть. Он у себя в каюте с капитаном Монтгомери.

Тальбот поблагодарил его, встал, смыл водой с лица последние остатки сна и направился в сторону адмиральской каюты. Хокинс, в рубашке с короткими рукавами, сидел с Монтгомери за столом, накрытым для завтрака. Он жестом пригласил Тальбота присоединиться к ним.

— Кофе? Прошу прощения за то, что побеспокоил вас — Хокинс выглядел свежим, хорошо отдохнувшим. — Но капитан Монтгомери стал рассказывать о положении дел и я посчитал, что вам это тоже стоит услышать. Кстати, наш дружок — тикающий часовой механизм — все продолжает работать.

— Определенный прогресс есть, — сказал Монтгомери. — Определенный прогресс. Присутствие того, что адмирал называет «нашим дружком», оказывает достаточно сдерживающее действие, и мы принимаем меры предосторожности, прежде всего акустические. Но мы имеем дело с дьяволом, о котором абсолютно ничего не знаем, и потому платим ему больше, чем он заслуживает. Наш сонар слушает только этот прибор, а каюта гидроакустиков превратилась в средоточие интересов «Килчаррана». Нам удалось сделать две вещи. Во-первых, в результате объединения аккумуляторных батарей наших кораблей у нас есть теперь возможность, используя только электрическую энергию, поднять на поверхность самолет. Ваш лейтенант Денхольм прекрасно знает свое дело. Впрочем, ваш механик, Маккафферти, и наш механик тоже отличные работники. В общем, никаких проблем. Во-вторых, мы отрезали левое крыло бомбардировщика.

— Что вы сделали? — удивленно спросил Тальбот.

— Ну, как бы это сказать, — произнес Монтгомери чуть ли не извиняющимся тоном. — По существу, самолет распался на три отдельные части, и я решил, что ни вы, ни ВВС США больше им все равно пользоваться не будете, поэтому я отрезал левое крыло.