Елизаветинский театр.
Оксфорд, Кларендон-пресс, 1923».
— Отличная книга, — заметил сэр Генри.
— Книги, вы хотели сказать. Четыре толстенных тома.
Чемберс принадлежал к старой гвардии ученых, собиравших факты с той же дотошностью, какая побуждала викторианских ботаников составлять коллекции бабочек и жуков, а антропологов — всяческих боевых топоров и каноэ, чтобы потом гордо их демонстрировать. В момент выпуска «Елизаветинский театр» являл собой полное собрание сколько-нибудь известных фактов о Театре времен Шекспира. С тех пор удалось обнаружить немногое. Для ученых книга так и осталась чем-то вроде чердачного сундука с забытыми театральными безделушками.
— Все лучше, чем фолио, — отозвался сэр Генри, тяжело поднимаясь с кресла. — Хотя бы потому, что у меня они есть. — И он направился к полкам.
— Подождите, — сказала я. — Ваши не годятся. Речь о ее книгах. Ведь это ее карточка!
Сэр Генри обернулся:
— Роз завела каталог на свои книги?
— Нет. Просто ей было иногда трудно отличить свои книги от гарвардских. Вот, видите? — Я указала на шифр в уголке: Теи 390.160. — Это поисковый номер старой каталожной системы. Ею пользовались в «Уайденере» — главной Гарвардской библиотеке — до того, как Дьюи изобрел десятичную классификацию.
— Что же, она взяла карточку из Гарвардского каталога?
— Нет. Несколько лет назад университет перешел на компьютерную каталогизацию, и библиотечные власти на радостях решили избавиться от бумажной мороки, а для экономии места старые карточки — все одиннадцать миллионов, некоторые еще восемнадцатого века — были отправлены в утиль. С тех пор их используют в качестве листков для заметок. Когда Роз это увидела, ее чуть удар не хватил.
— Сильно сказано, — отозвался сэр Генри, определенно сдерживая смех.
Я улыбнулась:
— Она писала обличительные статьи — в «Нью-Йорк таймс», «Нью-Йоркер», «Атлантик» — и в конце концов подняла такую шумиху, что университет предложил ей забрать себе все карточки, относящиеся к английскому Ренессансу, и Шекспиру в частности, — лишь бы отвязалась. Все, что ей было нужно, — выбрать их среди прочих. Библиотекари, видно, надеялись, что это ее отпугнет, да просчитались. Роз подрядила трех аспирантов — в том числе меня, и за полтора года мы перелопатили целую гору таких бумажек. — Я с горечью посмотрела на карточку. — Роз хранит… хранила их в старом библиотечном шкафу, у себя в кабинете. Хотя сомневаюсь, что она часто пользовалась этой карточкой в библиотеке. — Я провела пальцем по ее краю. — Могу даже поспорить, что найду в ее Чемберсе указание на то, какое фолио она имела в виду.
— На что спорим?
— Может, на поездку в Гарвард? — спросила я. Хотя вряд ли это можно было назвать вопросом.
Сэр Генри опустил бокал.
— Почему бы просто не пойти в полицию? И незачем будет тащиться в такую даль.
— Чтобы вручить все улики какому-нибудь сопливому хлыщу в фуражке, который упрячет их под замок и даже не взглянет? Еще чего! — Я сглотнула — избавиться от кома в горле. — К тому же Роз пошла не в полицию. Она пошла ко мне.
— И теперь ее нет.
— Вот почему мне нужно туда поехать. — Я нащупала брошь. — Слово есть слово. Может, кроме меня, вообще некому проследить ее путь.
«И кроме убийцы», — пронеслось между нами невысказанной мыслью.
Сэр Генри вздохнул:
— Инспектору это вряд ли понравится.
— Ему незачем знать. Я только слетаю туда, возьму книгу — и сразу назад.
— Было бы скорее и безопаснее попросить об этом кого-то на месте. Можно не говорить, для чего тебе нужна книга. В Гарварде наверняка есть и другие шекспироведы.
Я погоняла в бокале янтарную жидкость.
За год до моего ухода в университет прибыл профессор Мэттью Моррис, острослов, борзописец и умник. Его перевод был воспринят с восторгом; студенты и журналисты обожали нового преподавателя, начальство лелеяло, как рок-звезду. Правда, нам с Роз он не нравился. «Мой ученый коллега» — так она его называла, пряча яд в меду. В ее понимании он представлял собой худшую породу современных научных деятелей — сплошной ветер, никакой основательности. Пожелай она, чтобы я с кем-нибудь поделилась ее тайной, он был бы последним кандидатом. «Уж лучше к Синклеру», — подумалось мне.
Коньячный водоворот в моем бокале улегся. Я покачала головой:
— Мои однокурсники разбежались кто куда. А Мэттью Моррис взял академотпуск для работы в библиотеке Фолджера. — Что, в сущности, решало дело — даже не пришлось выдумывать причину, чтобы не брать его в помощники. По иронии судьбы он не выносил копания в архивах, считал его никому не нужной тягомотиной. — А больше мне некому довериться, — сказала я.
Читать дальше