Питер Джеймс - Убийственное совершенство

— То, что вы нам сказали… насчет пола ребенка, — начал Джон. — Это точно?

Розенгартен попросил его подождать, проконсультировался со своими записями и через пару минут появился снова.

— Это абсолютно точно, доктор Клаэссон. У вас девочка.

— Но вы не могли ошибиться?

Последовала красноречивая ледяная пауза. Джон слегка разозлился:

— Существует ли вероятность ошибки?

— Нет, доктор Клаэссон. Такой вероятности нет. Могу я чем-нибудь еще вам помочь?

— Нет… я думаю, нет. Это все. Спасибо.

Джон повесил трубку. Высокомерный тон Розенгартена выводил его из себя. Он еще раз попробовал дозвониться до Детторе (опять автоответчик), потом до Салли Кимберли, по обоим номерам, — и здесь никакого успеха, потом набрал номер Наоми.

— Джон. — Ее голос был странно искажен. — О господи, Джон… ты уже слышал? Ты уже знаешь?

— Знаю — о чем?

— Ты не смотрел новости?

— Я был на лекции. Что случилось?

Ее дальнейшие слова словно потонули в помехах — Джон услышал только обрывки, отдельные куски фраз:

— Доктор Детторе… вертолет… крушение… в море… погиб.

«Согласно свидетельству очевидцев, находившихся в тот момент на борту яхты, курсировавшей вдоль берегов штата Нью-Йорк…»

Джон бездумно смотрел на ведущего новостей. Строгий костюм, торжественное лицо. Наоми сидела на диване рядом, крепко сжимая его руку. На экране появилось изображение вертолета, точь-в-точь такого, какой доставил их в клинику Детторе и обратно. Включилась запись голоса — заметный северный акцент и характерные шумы, возникающие в радиоэфире.

«Видели, как… — Пауза, помехи. — …летел довольно низко… — Снова помехи. — …взрыв, как взрыв бомбы, и он как будто превратился в огненный шар… — Помехи. — …потом появился снова. О господи… — Прерывающийся голос. — …это было ужасно, просто ужасно. Обломки в небе. Они попадали в воду где-то в трех милях от нас. Мы сразу направились туда… — Помехи. — …ничего. Совершенно. Вообще никаких следов. Такое жуткое ощущение… Ужасное зрелище, словом. Исчез, просто исчез. Как будто его и не было».

Картинка на экране сменилась. Теперь там была фотография «Розы удачи». На ее фоне, как на заднике, снова возник ведущий:

«Ученый-миллиардер возвращался в свою плавучую клинику-лабораторию, расположенную на борту лайнера. Так называемые „дети на заказ“ для тех, кто мог позволить себе шестизначные расценки, — такова была область его деятельности. Несколько дней назад доктор Детторе на конференции Комитета озабоченных ученых в Риме представил открытое письмо, в котором осудил воззвание Ватикана к введению запрета на опыты над человеческими эмбрионами и назвал его преступлением против человечества».

Ведущий сделал паузу. На экране возник Детторе; видимо, это была его последняя фотография, за кафедрой, перед множеством микрофонов.

— В прессе работа Детторе не раз сравнивалась с евгеникой Гитлера. В журнале Time вышла статья…

Джон выключил звук и мрачно уставился на экран. Он никак не мог оправиться от шока.

— Что нам теперь делать, Джон?

— Я звонил в клинику шесть раз. Надеялся поговорить с доктором Лиу. Номер не обслуживается — так мне сказали. Отправил два письма по электронной почте — и оба пришли обратно с пометкой «Невозможно доставить».

— Нам необходимо проконсультироваться с другим врачом.

— Я говорил с Розенгартеном.

— Что он сказал?

— Он абсолютно уверен в своем заключении.

— Если он в самом деле ошибся, ни за что это не признает.

— Да, но… — Он поколебался. Наоми выглядела ужасно. Она была бледна, как простыня. Как рассказать ей о разговоре с доктором Аннанд? О том, что Детторе действительно ошибся, но не с выбором пола, а с эмбрионом вообще?

Как сказать ей, что она, скорее всего, вынашивает чужого ребенка?

— Почему может взорваться вертолет, Джон?

— Не знаю. Что-нибудь с двигателем, возможно. Реактивные двигатели иногда взрываются.

— Тот человек, очевидец, сказал, что это было похоже на бомбу.

Джон резко встал и подошел к камину. На полке стояла фотография Галлея. Он сидел в игрушечном полицейском джипе и улыбался во весь рот. Один из немногих счастливых моментов в его короткой жизни. Джон вдруг очень разозлился. На Детторе — за то, что тот погиб. Бессмысленное и глупое чувство, Джон это понимал, но ничего не мог с собой поделать. За то, что лишился обещанной Детторе субсидии. На доктора Розенгартена. На Господа Бога — за то, что произошло с Галлеем. На все те напасти, что сыпались на него в этой жизни.