Юрий Козлов - Колодец пророков

Майор задумчиво посмотрел на Дровосека, но тот не заметил его взгляда. Пухов подумал, что это или случайное совпадение цифр, или Дровосек (не зная) произносит цифру с чужих слов. Майор знал с чьих…

– Людей можно делить не только на умных и глупых, – продолжил глава крупнейшей в России финансово-промышленной группы, – честных и лживых, добрых и злых, храбрых и трусливых, но и на горячих и холодных к деньгам.

– Горячие кончают в штаны, когда у них в трех карманах сто пятьдесят штук? – уточнил майор.

– Ну, тут не каждому удается себя испытать, – засмеялся Дровосек, – скажем так, есть люди, которым нравится без нужды пересчитывать деньги, и есть, которые делают это только в случае крайней необходимости. Но вот беда, – закончил Дровосек, – у тех, кому нравится без нужды пересчитывать деньги, денег никогда не будет столько, чтобы их можно было не пересчитывать. Тут какая-то тайна. Бог Не допускает до денег тех, кто их боготворит.

– Допускает тех, кто не боготворит? – Пухов подумал, что теория Дровосека имеет точно такое же право на существование, как, к примеру, теория Маркса о прибавочной стоимости.

– Допускать до денег тех, кто их не боготворит, бесполезно, – у Дровосека был готов ответ. – Холодным не интересен мир денег. Бог допускает до денег того, – понизил голос Дровосек, – кто не холоден, не горяч, но тепел. С тем чтобы впоследствии изблевать его из уст своих… Об этом прямо говорится в Библии, майор! Но все делают вид, что не знают, о чем это. Деньги – это проклятие, майор, – посмотрел в глаза Пухову Дровосек, – дамоклов меч, вечно падающая Пизанская башня… Но я прошу вас сделать все возможное и невозможное, чтобы никто не снял с меня этого проклятия, не помог досрочно выскочить из-под дамоклова меча, падающей Пизанской башни.

…Дровосек занимал в пансионате «Озеро» трехкомнатный «люкс». Молодой миллиардер был довольно скромен в быту. По окружающим Дровосека вещам и интерьеру трудно (почти невозможно) было составить представление о личности их владельца, обитателя «люкса».

Пухову было известно, что Дровосек три раза приобретал великолепные квартиры в престижных, как говорят нынче, домах в центре, проводил там неслыханные ремонты с перепланировкой, обставлял супердорогой мебелью, но ни в одну из квартир так и не въехал. Дровосек как бы умышленно сторонился роскоши, сопутствующей большим деньгам, придерживался в их расходовании линейного принципа, когда деньги видоизменяли окружающую жизнь в точном (и ни на миллиметр в сторону) соответствии с желаниями и требованиями их обладателя, но никоим образом не диктовали ему свою волю, побуждая, в силу своей отчасти женской природы, к излишествам. Так, на крыше пансионата был установлен спутниковый комплекс связи последней модели, в номере же Дровосека отсутствовали телевизор с большим плоским экраном, новомодный – со стендом – компьютер, погружающий в виртуальную реальность, кондиционеры, прочие обязательные атрибуты, скрашивающие быт богатого человека. Зато имелся странный электронный прибор, громко – и очень естественно – наполняющий комнату (по выбору) то свистом ветра, то шумом дождя, то плеском волн, то ретрансляцией сердцебиения находящегося в комнате человека (людей), то абсолютной какой-то, космической тишиной. В номере Дровосека имелся и музыкальный центр, но компакт-дисков насчитывалось всего ничего. Дровосек (Пухов сам был тому свидетелем) слушал американскую рок-группу начала семидесятых «Doors», музыку Леонардо да Винчи в исполнении флорентийского оркестра старинных музыкальных инструментов и фортепианные произведения Рахманинова. Модных, поющих полублатные песни о «новых русских» исполнителей Дровосек не слушал.

Ближнее окружение пыталось «расколоть» Дровосека на реконструкцию пансионатской сауны и бассейна (там не было ни гидромассажа, ни «джакузи»), но Дровосек, на словах не возражая, отказывался визировать подсовываемые ему (в числе прочих) платежки как со словами «установка гидромассажера» и «джакузи», так и со словами «плановый ремонт санитарно-технического оборудования временно арендованного помещения».

Бросающиеся в глаза страсть к уединению, замкнутость (Дровосек встречался только с теми, с кем не мог не встречаться), а также то многозначительное обстоятельство, что шикарным московским квартирам он предпочитал казенный пансионат «Озеро», свидетельствовали о глубочайшей тоске, испытываемой главой крупнейшей в стране финансово-промышленной группы. Тревогой, как воздухом, дышал Дровосек. Тревога и тоска составляли суть его жизни. Дровосек не то чтобы перестал интересоваться деньгами (тогда вся его жизнь теряла смысл), но как бы поднялся на ступеньку над деньгами. Это означало, что не в деньгах было дело. Пухов знал, на какую ступеньку встал Дровосек. Это была особенная ступенька между жизнью и смертью.