Измайлов Андрей - Русский транзит

– Жив останусь? – не к месту и не ко времени вроде бы пошутил я.

– И это он после того, как я его от смерти спасла!

– Ну, тетя, я сегодня тебя тоже спас. Плаваешь ты, надо сказать, н-неважно. Квиты.

– Да-а, сначала чуть не угробил!

Я намеревался за этаким легоньким трепом на ковре среди кучи купюр растеребить Маринку на предметную тему: о больнице, о потрошителях, о причинах и следствиях разделывания на кусочки (скелеты скелетами, но печень-почки-требуха зачем?! они же почти сразу гибнут, насколько даже я, полный ноль в медицине, помню… доктор Барнард, отторжение), о… о многом. И не из праздного любопытства.

Но почувствовал, что плыву, плыву… На мгновение пришло ощущение безопасности – поплыл. Вероятно, и остаточное действие оказывала доза, впрыснутая в меня на операционном столе. И если там, в прозекторской (или как она у них называется?), я собрался с силами, удержался на поверхности, то здесь – поплыл: вглубь, в глубь. И последняя на сегодня мысль была: «Жив останусь?». Уже без всяких шуток, но и без паники, вполне равнодушно.

Жив остался. Свежая постель, тяжелое одеяло. Маринка под боком. За окнами день в разгаре.

Как же она меня с ковра на постель перекантовала? Есть женщины в русских селеньях!

Костюм высох, деньги высохли.

Я принял контрастный душ. Оделся. Растолкал Маринку. Она никак не желала просыпаться. Потом подскочила:

– Который час?!!

– Понятия не имею. Нет часов.

– Ой, блин!!! Убьют меня!!!

Обычное преувеличение. Подумаешь – не явилась в срок на заранее назначенные процедуры: вибромассаж и так далее. Клиенты привыкли ждать – терпеливо и безропотно. Страна такая! Да и Маринкин образ жизни подразумевал некоторую беспорядочность и распустяйство. Это ведь только у нас с ней и, пожалуй, только на вчерашнюю-позавчерашнюю ночи сложились на редкость целомудренные отношения. Обычно же… что я, не знаю образ жизни и распорядок дня питерских путаночек?!

Однако Маринка заторопилась всерьез и даже на процедуру «должна же я глаза в порядок привести» затратила не больше пяти минут. «Убьют меня!».

Вряд ли. А меня – могут.

Мы еще были вместе, в одной квартире, но уже раздельно: каждый думал о своем.

– Подбросишь до метро, дядя?.. Ах, да…

Что да, то да. Теперь не на чем. Ладно, вместе выйдем, частника поймаем. На бегу, на ходу сговорились, что вечером встречаемся здесь же, у Маринки. Точно? Точно! И Шведа чтобы на этот раз не забыла предупредить. А как же! Точно? Точно! Ну, смотри у меня, тетя!

– Ты сам смотри у меня, дядя! Адрес запомнил? Не потеряешься?

Адрес запомнил. Не потеряюсь. Хотя… Откуда мне знать?

Маринке было куда спешить. Мне – тоже. Жаль, у нее телефона дома нет. Позвонить бы. Впрочем, при некотором навыке из любого автомата и без монетки…

– Лий! Бояров. Ты как?

…– Лийка умела разговаривать молча. У ее молчания разные интонации.

– В общем, если ты про машину, то не волнуйся. Мне Серега разрешил, я еще чуть покатаюсь и сам загоню в гараж.

– … – Лийка не волновалась за машину.

– Кстати, навестила бы ты Серегу напоследок. Он там, в больнице, совсем один. Мается. Навестила бы, а?

– … – Лийка не собирается навещать Серегу. Будь тот хоть один, хоть НЕ один. А Лийка крест поставила на нем. И зачем лишние нервы? И ей, и Сереге. Он сам решил. А она сама решила. Теперь у каждого своя дорога.

– Зря вы, ребята… Барабашку бы пожалели.

– … – Лийка Барабашку и пожалела, заранее его сбагрила за кордон, чтобы не травмировать. Лийка весьма благодарна Саше Боярову за участие, но прежнего не вернуть…

– Так ты визу получила? У тебя все в порядке?

– … – Лийка визу получила. В этом смысле у нее все в порядке. Не вхолостую съездила.

– А дома у тебя как? Помочь? Ну там… вещи, чемоданы, я не знаю…

– … – дома у Лийки нормально. Помощь не требуется. Особых тяжестей нет, пусть все остается новому владельцу, а она как-нибудь налегке! Лишь бы поскорее отсюда!

– Когда ты хоть выезжаешь? Проводил бы.

– … – Лийка выезжает скоро. Очень скоро. Чем скорей, тем лучше. Провожать не надо, спасибо.

– М-мда… Ну… До свидания, Лий…

– Нет уж! Прощай.

Прощай, значит. Что ж. Права. При всем нашем приятельстве, я прежде всего друг Сереги Шведа. Совесть чиста. Во всяком случае повторных покушений на неприкосновенность Лийкиной жилплощади не было, как выяснилось. Что же касается машины, то… совесть будет чиста.

Я набрал номер «Пальмиры», свой прежний рабочий телефон. Юрка откликнулся. Я узнал его по голосу. А он меня по голосу не узнал. Потому что я послушал-послушал Юркино «алё! алё! Пальмира! говорите!», и повесил трубку, не подав голоса.