Тэми Хоаг - Забыть всё

— Пошел ты.

Мендес сдержал свои эмоции, вспоминая, что Винс говорил ему, как вытягивать нужную информацию из людей, даже из любого Фрэнка Фармана в мире. Уголком глаза он видел, как Хикс хмурится, читая журнал.

— Фрэнк, здесь указано, что ты в тот день обедал с пяти до шести.

— И что?

— Твоя жена сказала нам, что ты каждый вечер приходишь на обед к половине седьмого.

Фарман поднялся, его лицо побагровело.

— Ты говорил с моей женой? Ты был в моем доме и говорил с моей женой, не предупредив меня?

— Стандартная процедура, Фрэнк, — пожал плечами Мендес.

— А ты никогда не слышал о правилах хорошего тона, мелкий чертов пакостник?

Встал Диксон.

— Фрэнк, довольно.

Мендес сделал шаг в направлении Фармана, чувствуя, что настало время обозначить границы дозволенного.

— Я достаточно терпел тебя, Фрэнк, — сказал он спокойным и ровным голосом. — Я наизнанку выворачивался, чтобы сделать все как надо. Хочешь по-плохому? Будет по-плохому. Я могу отбросить церемонии и сделаю все по-плохому. Я вызову каждого твоего знакомого, каждого соседа, каждого, кто ходит с тобой в церковь, и расспрошу их о тебе. Он пьет? Гуляет напропалую? Лупит своего ребенка? Ты этого хочешь? — осведомился Мендес. — Или мы поступим по-другому. Вокруг тебя будет виться мелкий чертов пакостник, который, презирая все принципы морали, терроризирует твою жену. Ну так что?

Казалось, Фармана вот-вот разорвет на части. Мендес этого и добивался.

— Фрэнк, сядь, — приказал Диксон. — Давай покончим с этим.

Фарман сел и уставился на крышку стола.

— Тем вечером я засиделся допоздна, — сказал он. — Возился с бумажками. Жена ошибается.

— Ты был здесь? — спросил Хикс. — Ладно.

Но сказав это, он бросил на Мендеса настороженный взгляд.

Фарман заметил это и повернулся к Хиксу.

— Что?

Тому стало не по себе.

— Ты ушел в половине четвертого. Ты на окладе. Тебе не платят за переработку. Зачем писать в журнале, что ты ходил на обед?

— Привычка, — сказал Фарман.

Хикс посмотрел на Диксона.

— Можно я оставлю это у себя на пару часов? — спросил он, забирая журнал.

— Невероятно, вашу мать, — пробормотал Фарман, качая головой. Он встал. — Я закончил. Я иду домой.

Мендес посмотрел на часы. Шесть двадцать шесть. Он надеялся, что Шэрон Фарман успела приготовить обед и не навлечет неприятностей на свою голову.

— Тебе по почте пришел штраф за нарушение дорожного движения.

Энн посмотрела на отца и закинула свою сумку для книг и сумочку во входную дверь.

— Что?

— Там что-то о неосторожной езде и нанесении ущерба собственности. Я ведь учил тебя, как водить, чтобы такого не происходило.

— Меня учила водить мама, — сказала Энн, забирая уведомление из его рук. Фрэнк Фарман выписал ей штраф, потому что она развернулась на его газоне после того, как он припарковался позади нее и заблокировал проезд. Ничтожество. — Ты, наверное, имеешь в виду какую-то другую дочь от другой женщины.

— И как это понимать?

— Ты прекрасно знаешь. Не надо переиначивать историю моей жизни.

— Не стоит так волноваться из-за этого, — сказал он, махая рукой на штраф. — Я щедро жертвую офису шерифа каждый год. Они знают меня. И посмотрят на все с другой стороны.

— Не думаю, что дела так делаются, отец.

Отлично: сто пятьдесят долларов!

— Именно так. Чем ты занималась за рулем? Пила?

— Нет, но, думаю, пора начинать.

Он не отреагировал, потому что никогда не слушал ее. Участие другого человека в беседе с Диком Наварре сводилось к тому, чтобы заполнить паузу, во время которой он думает, что сказать дальше.

За весь их с матерью брак он услышал, наверное, процента три из того, что она говорила. Ее мнение не значило для него ничего, как и мнение Энн. Она помнила, как однажды, когда ей было девять, мать попросила ее сходить в гостиную и поговорить с отцом перед обедом. Уже тогда Энн знала, что эта затея обречена на провал.

— В самом деле, дорогая, — говорила мать. — Папа хочет знать о каждом твоем дне в школе.

Энн посмотрела на свою мать, у которой, как всегда, были отличная укладка и безупречный макияж, — все для отца, обращавшегося с ней, как со служанкой.

— Мам, он даже не знает, в каком я классе.

Она тут же пожалела о сказанном, потому что ее откровенность причинила боль матери. Отец не знал, в каком классе она преподает теперь, потому что ему не было дела до того, чем она занимается, хотя он сам преподавал когда-то. Ярко выраженный нарцисс, он волновался только о том, чтобы она волновалась о том, о чем ему нужно волноваться.