Ривервью тогда представлял собой большой парк развлечений на северо-западе Чикаго, на берегу реки.
— Она тогда была беременна мной, так что это не было изнасилованием или чем-то в этом роде.
Ласт замолчал, как будто не решаясь продолжать. Затем перешел прямо к главному.
— Пришельцы, серые, они притронулись к ней, и в глазах ихнего бога я стал нечистым. Они помнят обо мне до сих пор, и только здесь я могу от них укрыться.
Он взглянул на Хейда глазами, полными муки. Хейд не был уверен, что сказанное этим парнем имеет какое-то отношение к нему или к Отцу. Что он имел в виду, когда говорил «их бог»? Он вполне мог принять идею о существовании космических пришельцев; такие истории время от времени печатались в газетах, которые Отец приносил домой. Но ведь есть только один Бог, один истинный Отец, который любил и одаривал всех своих тварей, больших и малых.
— Ты… ты хочешь сказать… что живешь здесь?
В этом городе не набралось бы миллиона интересных биографий, но несколько жителей старались сделать свои сказки по-настоящему оригинальными.
— Да, — сказал инвалид, лицо которого было охвачено тиком. — Они вставили железный прут во влагалище моей матери. Не уверен, что их целью было изуродовать меня, но что-то попало в матку.
— Так ты живешь здесь? — снова спросил Хейд, думая, что он задает этот вопрос в первый раз.
— Не всегда.
Воцарилась тишина. Хейд знал, что его собеседник сейчас вспоминает прошлое. Может быть, он будет делать это вслух.
— Я родился с дефектом. Ноги так и не исправились. Мать сочла причиной дефекта свой испуг. Это было задолго до того, как ей объяснили, что агорофобия — это страшная болезнь, занесенная пришельцами. Не ЦЕ 4. Возможно я — ЦЕ 5.
Хейд не понял, о чем это толкует парень. Какой-то шифр или код.
— Она, я имею в виду свою мать, как-то ходила по магазинам и наткнулась на книжку «Ритуалы посещений». Она рассказала мне про нее. Книжка ее очень напугала, и в прошлом году она выпила сулему и умерла, а я с тех пор живу здесь.
Он сделал паузу и издал такой вздох, словно его рот был не шире отверстия футбольного мяча.
Хейд хотел было что-то спросить, но тут Мартин Ласт снова заговорил, на этот раз хриплым шепотом:
— Я думаю, серые рассердились на меня за то, что я дал ей умереть, прежде, чем они сами с ней расправились.
Хейд внезапно подумал о том, каким ужасным было его собственное детство.
— По крайней мере теперь мне понятно, почему в детстве у меня всегда текла кровь из носу, — продолжал Ласт. — В книге сообщалось, как серые имеют с женщинами. Когда они обнаружили, что у меня слабые ноги, то позволили ей меня сохранить, — он посмотрел на Хейда долгим взглядом. — Серые виноваты в объединении Германии и в войне на Ближнем Востоке. Этот район будет назван Саудовской Америкой, а здесь будет введено военное положение. Они не смогут меня здесь отыскать.
Хейд так и не понял, кто такие «они», о которых говорит Ласт. Отец тоже не понял этого.
— Я тебе верю, — сказал Хейд.
— Правда? — откинулся назад Ласт, выдыхая клубы пара.
— Ты веришь в Бога? — спросил Хейд, — В Отца нашего?
— Я вижу красных тарантулов, которые спускаются с небоскребов, но они меня не видят, как раньше, когда я жил в Тамбалле.
Хейд понял намерения Отца и приблизился к калеке.
— Во имя Отца, — убеждал себя Хейд.
— А вибрации у них совсем не такие, как у нас, — Ласт оставался в своем собственном мире. — Согласно единой теории поля Эйнштейна.
Хейд протянул руку и прикоснулся к плечу калеки. Ладони его потеплели и ему показалось, что в нише статуи стало светлей.
— Они могут направить сюда свои летательные аппараты. В той книге сказано, что серые живут на дне высохшего озера в Неваде.
— Твоя история восхитительна, — сказал Хейд, притянув инвалида к себе. — Почти, как скрижали.
Его грудь соприкоснулась с грудью Мартина, и глаза Хейда затуманились на мгновение. Скорее всего от света фонарика.
Хейду пришлось отойти в самую глубину ниши статуи, потянув за собой Мартина Ласта. Было похоже, что в руках у него живой плуг, колеблющийся из стороны в сторону.
— Почему мне так тепло? Может, у меня опять из носа кровь течет?
Это были последние слова Мартина Ласта, сказанные в тот момент, когда руки Хейда соприкоснулись на его позвоночнике. Существо человека, которого он обнимал, наполнило Хейда сиянием. Он еще ближе подтянул калеку к себе и поцеловал его, прежде чем поглотить его в блаженство вознесения.
Читать дальше