Мишель Ловрик - Венецианский эликсир

Потому я нисколько не огорчилась, когда моим спасителем оказался англичанин, который прекрасно разговаривал по-итальянски и вел себя как настоящий венецианец. От местных жителей его отличала лишь легкая тень северной холодности.

Он приехал в Венецию по делам. Я так и не поняла, в чем заключается их суть, вероятно, потому, что невнимательно слушала.

Кто бы слушал на моем месте, когда этот человек предлагал столько всего нового и интересного! Я это поняла с первого взгляда, когда увидела его в монастыре, куда он пришел, чтобы посмотреть на наших девушек, которые щебетали за металлической решеткой ворот, словно птички. Когда я его увидела, то почувствовала, как что-то холодное сжало мое сердце. Я встала с лавки и прижалась носом к решетке. Он рассмеялся, заметив мой неподдельный интерес, и погладил по носу, словно выбирая щенка из нового помета.

Эту .

Откуда я могла знать всю правду тогда?

Откуда я могла знать, что такие штучки для него — обычное дело?

Сейчас, вспоминая те времена, я не сомневаюсь, что мой англиканский любовничек имел привычку заставлять невест католического бога совершать адюльтер. Для него это было всего лишь еще одной формой незаконной коммерции. Этот человек буквально бредил правонарушениями и злодеяниями. Нормальным деловым отношениям он предпочитал сомнительные сделки, заключенные в грязных тавернах, и опасные переговоры на безлюдных мостах поздно ночью. Потому мое похищение из монастыря должно было внести приятное разнообразие в его и без того полную риска жизнь.

В то время я этого не знала. Я просто ликовала, что наши планы так удачно совпали.

Я почти ничего о нем не знала, и это мне нравилось.

«Подчас любовь похожа на гангрену, — говорила я себе. — Ей не требуется кислород информации, чтобы развиваться» .

Эта любовь принадлежала как раз к такой разновидности.

Пилюли для женских дней

Берем венецианский борас, мирру, всего по сорок пять гран; корень кирказона, шафран, всего по пятнадцать гран; масло болотной мяты, казачьего можжевельника, гвоздики, всего по две капли; с сиропом пяти открытых корней готовим восемнадцать пилюль для шести доз.

Название определяет замысел. Принимать дважды в день перед наступлением женских дней, когда природе требуется стимуляция.

Я не знаю, кому он заплатил, чтобы забрать меня из монастыря посреди жаркой ночи. На разных уровнях власти некоторые вещи можно купить за наличные деньги. Я знаю только, что ко мне в келью пришла старая монахиня. Она растолкала меня и потянула в комнату, где стоял кувшин с горячей водой и чаша с душистым мылом, а на стуле висело оранжевое шелковое полупрозрачное платье. Я протестовала, спотыкалась и зевала.

— Помойся, — велела она сухо. — Особенно хорошо вымой срамное место и рот. — Я не могла смотреть на ее болезненное, суровое лицо. По всей видимости, эта ситуация не оставила ее равнодушной, но я не могла понять, испытывала ли она зависть или раздражение из-за того, что ее заставили заниматься этим делом. Покраснев, я начала мыться, стараясь не поднимать ночную сорочку слишком высоко. Монахиня нетерпеливо содрала ее с меня, и я осталась нагишом. Я захныкала и прикрылась руками, стыдясь глядеть ей в глаза. Ей стало меня жаль, и она обратилась ко мне более мягким тоном:

— Учись, тебе еще придется это делать в будущем.

Когда я помылась и облачилась в платье, которое облегало меня, словно лайковая перчатка ладонь, она взяла меня за руку, как маленького ребенка, и повела по длинным, душным коридорам к зарешеченной калитке, которая выходила во фруктовый сад. Мы прошли среди деревьев ко второй калитке, возле нее в стену было встроено колесо. Одна его половина была снаружи, другая внутри. Оно служило для анонимной передачи денег, провизии и иногда младенцев. Я гадала, должна ли сейчас произойти какая-нибудь незаконная сделка и как она может затронуть меня. Но вместо этого монахиня отвела черную ткань, которая закрывала решетчатую калитку, и выглянула наружу. Казалось, она кого-то ждала.

Я увидела по ту сторону забора его золотистые волосы, освещенные уличным фонарем. Его лицо, на котором я не заметила никакого волнения, а лишь удовольствие и радость, было обращено не к двери, а к небу, словно он читал по звездам предзнаменования. По всей видимости, небо ему благоволило. Как он и ожидал, в его случае все планы были обречены на успех. Именно этого человека я видела тогда у решетчатых ворот. Его улыбка заставила меня устыдиться своего волнения.