Алексей Шолохов - Подвал

Дима встал.

– Да, кстати, долг можешь не отдавать. Только чтоб я тебя больше не видел в своем магазине.

– Вы будете гореть в аду, – прошипел Дима, уронил ключи и выпрямился уже со снимком в руке.

– Не раньше, чем умру, – оскалился Семен Макарович. В глазах была только ненависть.

Дима сел за стол и еще раз взглянул на фото. Он уже понял, кто на нем. Семен и Вера. Семен был лет на тридцать моложе, а Вера, тетя Вера, была все в тех же лосинах и блузке с подплечниками. Семен держал в руках младенца. В кульке мог быть кто угодно. Да хоть Толик – алкоголик. Но Дима знал, кто это. Он каким-то особым зрением видел, что это Сашка. Крестник Семена Макаровича вполне мог быть сыном Веры-старшей. Тогда какой-то странный брак получался у Сашки и Веры. Они же друг другу приходились… Как он ни прикидывал и ни вычислял, у него выходило, что они приходились друг другу троюродными братом и сестрой. По сути, подобное родство не могло им помешать… Он долго пытался подобрать приличное слово, но так и не смог. Оно им не мешало трахаться в первую очередь.

Дима еще раз посмотрел на кулек в руках дона Цапка. Потом на самого Крестного отца. Не может быть. Нет. Он отложил фото, потом снова взял. Тут без анализа ДНК не обойтись. А что, если у Семена и Веры-старшей тоже была связь? И результатом этой связи мог вполне стать Сашка.

– Вот так сын! Вот так крестник! Вот почему ты за него готов перегрызть всем глотки.

И тут к нему пришло еще одно понимание. Вера-старшая погибла от чьих-то рук. А что, если эта задача с одним неизвестным решается проще? Если подставить вместо иксов Семена, задача решается в пять секунд. Он очень даже мог убить Веру-старшую, а сына забрать себе. Дима был уверен в этом. Ему даже не нужно было признание, все и так сходилось. Санта-Барбара, бляха. Безнаказанность порождает новые преступления.

Для Димы было все ясно, а вот для следствия нужны улики. Но он думал не о них, он думал о том, как скорее смыться отсюда. Как только здесь появится Андрей, Дима упросит увезти его из этого Содома.

Рев двигателя привлек его внимание. Дима встал, выглянул в окно. Машина определенно стояла за воротами, но ее не было видно. Сысоев напрягся, но потом улыбнулся. Это мог быть Куликов. Он любил делать сюрпризы, как он сам говорил. А на самом деле Дима знал, что Андрей забывал предупредить людей.

Сысоев вышел на крыльцо. Машина стояла за забором с включенными фарами. Дима спустился на дорожку. Андрей, конечно, тот еще шутник, но почему он до сих пор сидит в машине, Дима не мог понять. Он подошел к воротам и открыл их. Шутник включил дальний свет, и Дима закрыл глаза рукой. Свет тут же потух.

Из машины никто не выходил. Дима всмотрелся в салон автомобиля, но так ничего и не увидел. Он подошел к водительской дверце, трижды выругал себя за то, что вообще вышел сюда. Это может быть одним из щупалец деревенского Спрута Семена, и его сейчас убьют. Но его уже убили. На водительском кресле сидел он – Дмитрий Сысоев. Он либо умер, либо потерял сознание. На том, который сидел в машине, даже была та же рубаха, что и на реальном Дмитрии.

Дима протянул руку к дверце и тут же отдернул. Его двойник открыл глаза, посмотрел по сторонам, что-то увидел на заднем сиденье и вскрикнул. Начал биться в дверцу искореженного автомобиля. Через несколько секунд двойник выпал к ногам открывшего рот Сысоева. Кровь залила лицо псевдо-Димы, но ему было наплевать на раны и кровь, он шарил по карманам. Наконец он нашел, что искал, и вытащил из кармана мобильник. Набрал номер и приложил трубку к уху. После недолгой паузы двойник произнес:

– Андрюха, мне нужна помощь.

Его раздражал этот сопляк. До зуда в паху раздражал. Живешь, живешь спокойно, и все, казалось бы, под контролем, а тут появляется какой-то прыщ. Да нет, не прыщ. Этот скорее фурункул. Без операционного вмешательства от него не избавиться. Его только вырезать, и то можно испачкаться. А пачкаться им нельзя. Ведь было же все чисто. Как он смог узнать о Вере? Об обеих Верах? В призраков верилось с трудом. Тогда кто? Стасыч? Вряд ли. Сашка? Этот болван мог. Напьется и выложит всю подноготную. Наверняка так оно и произошло.

Семен снова открыл альбом. Фото Веры-старшей лежало первым. Семен взял и всмотрелся в когда-то любимое лицо. От любви до ненависти, как известно, один шаг. От его любви до его же ненависти было много шагов. Многокилометровый путь измен и унижений. То, что он ее любит больше, чем сестру, он понял сразу после армии. Ей было восемнадцать, ему двадцать один. В один из вечеров он взял ее силой, испортил девку. Но он-то так не думал. Семен и сейчас думал, что любит ее. Вот после того вечера Веру и понесло. На сладенькое потянуло. Ее не имел разве что дед Матвей, и то потому, что большую часть времени кемарил на скамейке у собственной калитки. Девяносто три года все-таки.