Держа «беретту» двумя руками, я прицелился в одного из еще молчавших.
Болтливый продолжил:
— Я родился, чтобы съесть младенца, твоего младенца, этого младенца.
— Это не твое время, — спокойно ответила Аннамария, — да и никогда не придет для тебя время убить меня или прикоснуться к этому младенцу. Уходи немедленно. Уходи к своим напастям.
Может, причину следовало искать во мне, в моем душевном состоянии, в тот момент оставлявшем желать лучшего, но мне казалось, что я могу понять далеко не все происходящее на моих глазах. Такое часто случалось со мной в компании моей загадочной спутницы, но тут я особенно резко это почувствовал.
— Уходи к своим напастям, — повторила она.
Они бросились на нас — и я знал, бросятся, — но в тот самый момент заколыхались, словно бежали через поток горячего воздуха, поднимающегося к потолку, и исчезли.
— Здесь становится очень уж жарко, — заметил Тим.
Мне-то казалось, что жар, который я ощущаю, — следствие напряжения, вызванного конфронтацией, но тут понял, что внутреннее состояние не имеет к этому отношения. Температура воздуха в комнате стремительно поднималась.
Помня слова Тимоти о том, что машина, управляющая временем, одновременно служила для Роузленда теплоэлектростанцией, используя термодинамические эффекты, связанные с реализацией главной цели, я вдруг задался вопросом, а может, Тесла, в его бесконечной мудрости, сделал так, чтобы главный рубильник не только отключил машину, но и уничтожл ее запасенным теплом.
— Нам лучше уйти отсюда, — сказал я. — Здесь все взорвется.
— Тревога порождает лишь новую тревогу, — напомнила мне Аннамария.
— Да, да, да, да, — не стал спорить я и повел их к двери вокруг хроноскафа, так, чтобы тело Клойса осталось с другой его стороны. Подхватил с пола пачку с деньгами и последовал за ними через выломанную дверь на лестницу.
Уроды на лестничных площадках таяли, когда мы приближались к ним. Уроды в эвкалиптовой роще потрясали кулаками и топорами и, наверное, напали бы нас, но тоже исчезали вместе с приливом перемещенного времени.
Рафаэль и Бу внезапно пробежали мимо нас с прижатыми к голове ушами и опущенными к земле хвостами.
Мы уже спешили по выложенной каменными плитами тропе, когда услышали, как под куполом башни что-то взорвалось. Громыхнуло так, будто одновременно ударили в тысячу колоколов. Оглянувшись, я увидел, что все стекла выбиты, а из окон летит золотистая пыль. Стены дрожали, из них начали вываливаться камни.
Выйдя из эвкалиптовой рощи на длинный склон, поднимающийся к особняку, мы обнаружили, что собаки застыли, а их шерсть стоит дыбом. Смотрели они на длинную лужайку, уходящую к югу от особняка, на которой высилась статуя Энцелада, но не титан заставил Рафаэля и Бу обнажить зубы.
Что-то двигалось в тенях под дубами, которые росли вдоль западной стороны лужайки. Поначалу мы могли разглядеть только что-то бледное, огромное и бесформенное. Существо медленно продвигалось по роще, ломая нижние, мешающие ему ветви, сотрясало деревья. В какой-то момент издало странный крик, полный тоски и печали, который каждую ночь будил меня в Роузленде и никак не мог быть криком гагары. Столь горький крик, издаваемый такой громадиной, пугал даже больше, чем ночью, когда я не знал, какой кричит зверь или птица. Существо это размерами не уступало слону, но ничего подобного в наше время по земле не ходило. В какой-то момент оно приблизилось к самой опушке, бесформенное, складчатое, чем-то напоминающее свинью, но куда более жуткое. Еще через несколько минут оно даже могло выйти на солнечный свет, а может, и дальше оставалось бы под деревьями, точно так же, как самые страшные монстры наших кошмаров всегда скрываются в тенях. Эти монстры из снов зачастую часть нас самих, существование которой мы не хотим признавать, и, возможно, этот лесной левиафан, зная о своем кошмарном облике, стремился не показываться полностью даже самому себе, вот и не выходил на открытое место.
По мере самоуничтожения управляющей временем машинерии полный прилив отступал от берегов нашего времени. Лесное существо растаяло, ретировавшись в будущее, где по низкому желтому небу текут реки сажи.
Топография поместья стремительно менялась, земля проваливалась в подземные тоннели и залы. Мы спешили к особняку, когда все стальные пластины, закрывавшие окна и двери, полетели на землю. Окна вышибло, осколками стекла засыпало террасы.
Сарай для карет, отдельно стоящее здание, реконструировали в 1926 году, когда стало ясно, что хозяином дорог становится автомобиль. Ключи от всех автомобилей, которые использовались обитателями поместья, висели на щите у ворот.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу