Джереми Лэйн - Когти

— Ты наивно рассуждаешь, — разразился фабрикант. — Смотри, Эд, предположим, я его убил. Пораскинь-ка мозгами! Допустим, я предательски ударил Джейса дубинкой или там чем-нибудь еще, тогда мне логично было бы забрать свою расписку и скрыться. Для чего мне надо было оставаться на месте преступления и, подвергая себя опасности, уродовать ему лицо? Ты можешь себе представить, что я, его друг, буду убивать его таким способом? Нет! Если я, как ты считаешь, взял расписку, самое разумное для меня скорее убраться оттуда подобру-поздорову.

— Да, ты был достаточно спокоен, потому что был пьян, и Джейс тоже...

— Но ради всего святого, выслушай! — с отчаяньем воскликнул Табор. — Сначала ты меня обвиняешь в том, что я взял расписку. И сколько я тебе ни говорю, что не делал этого, — ты мне не веришь. Положим, ты уверен, что я ее взял, но как тогда на следующий день она оказалась у тебя? Ты об этом что-нибудь можешь сказать? Ей-богу, это наивно, я тебе уже говорил. У меня не было тогда расписки, нет ее и сейчас. Не нужно разной чертовой путаницы. Послушай, Эд, ты же хорошо нас знал. И ты знаешь, что я не способен был принести вред Джейсу Коннерли. Далее из-за десяти фабрик! Ты также знаешь, что он погиб не из-за этого. Тебе известно, что ту бумажку с моей распиской я вручил ему при всех. Ведь она может скомпрометировать меня как директора компании. Он принял от меня расписку на сто тысяч долларов. И сейчас я бы хотел получить ее обратно. Она у тебя. Давай поговорим по-деловому. Скажи, Эд, сколько ты за нее хочешь?

Шериф Хаскелл медленно поднял голову и встретился с вопрошающим взглядом Эвана Табора.

— Я не думал об этом, Эван, — сказал он осторожно. — Но после всех этих неприятностей мне, возможно, придется уйти с работы, а сначала я должен расплатиться кое с какими долгами. Я подумаю о твоем предложении. Утро вечера мудренее. Приходи завтра ко мне.

— Кто тебе ее дал? — сердито спросил Табор. — Кто тебе передал расписку? Кто-то явно хочет избавиться от обвинения.

— Возьми завтра свою чековую книжку, Эван, — насмешливо сказал Хаскелл. — А сейчас — не органную ли музыку мы слышим?

В смежном помещении начались похороны Коннерли.

У входа на кладбище остановилась грязная машина и встала рядом с другими автомобилями, чистыми и сверкающими. Грязная таратайка принадлежала детективу Флетчеру Дэвису. За ним приехала Франсуаза Бриджеман. Их обоих встретили скорбные звуки органа.

— Вы действительно не хотите присутствовать на похоронах?

— Нет, — решительно сказала женщина. — Я не выдержу этого. Шериф Хаскелл попросил вас охранять меня?

— Да, миссис.

— Хорошо, спасибо за откровенность, — сказала Франсуаза. — Мне кажется, все посходили с ума. Не хотите ли вы поговорить со мной?

— Да, конечно, — сказал Дэвис. — Но о чем же мы будем разговаривать?

— Вы знаете, кто убийца? — спросила она твердым голосом.

— Никто никому ничего не говорит, — тихо проговорил Дэвис, усаживаясь рядом с ней в ее машину. — Вы хотите знать правду? Вас это тревожит?

— Да, — прошептала Франсуаза.

— Джейс раньше проигрывал крупные суммы в «Голубом Джеке»?

— Я не знаю, проигрывал ли он такие большие деньги, — ответила она. — Но он не мог все дни находиться в казино. Да, я любила его, и он любил меня. Поэтому он и приходил ко мне так часто, как только мог.

— Я знаю, — сказал Дэвис — Тот, кто убил его дубинкой Легрелла, должен был быть очень взволнованным.

— Я не убивала его, как вы не хотите понять?!

— Вы собирались выйти за него замуж?

— Напротив, это он хотел на мне жениться.

— Но я знаю, что этого хотели и вы.

— И это было, — сказала Франсуаза так тихо, что Дэвис даже наклонился к ней, чтобы улавливать ее слова. — Доктор Вайт сказал, что мне не имеет смысла больше хранить свою тайну. Дело в том, что я замужем. Мой муж находится в городской клинике для душевнобольных, он уже много лет там. Он парализован и, возможно, скоро умрет.

— А! — Дэвис притворился, что он об этом не знал. — Очень хорошо, а теперь скажите, вы слышали, что кто-то ночью находился на крыше «Голубого Джека»?

— Слышала ли я какой-нибудь шум? Вас это интересует? Меня уже спрашивали что-то о медведе или тигре.

— И что же?

— Я никогда не слыхала и мне никто не рассказывал ничего подобного.

— Миссис Бриджеман, — сыщик неожиданно перешел на доверительный тон, — я видел, как было обезображено лицо мистера Коннерли. Я постараюсь быть деликатным, вы же понимаете, что это вопрос жизни и смерти, и ни о чем не спрашивайте меня, пожалуйста, но мне необходима помощь от кого-нибудь из «Голубого Джека», кто не пристрастен, свободен от чувств. Вы можете сделать для меня одну вещь?