Макс Роуд: Уходящая звезда. Алмаз Холлистока

— Приехали! — Масси раскинул руки и плюхнулся на диван.

Холлисток рассчитался с носильщиком, который принес их чемоданы, и закрыв дверь, обернулся на своего помощника.

— Устал?

— Да, немножко. — Масси вздохнул. — Но признайтесь, есть от чего. Последние три дня у нас выдались о-го-го!

— Ну, теперь мы можем немножко расслабиться, — Холлисток снял с себя пиджак и подошел к бару. Выбрав бутылку коньяка, он поставил ее на стол, а затем снова посмотрел на Масси, с улыбкой подняв указательный палец. — Но только немножко!

— Ну, это понятно! — тот встал, и вынув из буфета пару бокалов, поставил их рядом.

Пока Холлисток открывал коньяк, Масси подошел к окну и раскрыв его, высунулся наружу:

— Первый раз нахожусь в отеле на двадцатом этаже. Красиво, конечно, но за такую цену мы могли бы и апартаменты снять.

— Мы здесь ненадолго, — Холлисток, держа в руках по бокалу, тоже подошел к окну и встал рядом. — Когда будет нужно, снимем и апартаменты.

Передав один бокал Масси, он с удовольствием подставил лицо свежему майскому солнцу. Разом выпив свой коньяк, Масси оглядел панораму города:

— Симпатичный город, этот Кельн. Вы меня когда научите говорить по — немецки?

— Вечером! — Холлисток сделал маленький глоток. — Уже собрался в ночной поход?

— Так, а что бы и нет?! — Масси потянулся. — Надо же посмотреть, что, да как.

— В борделе двух не бери. Я тебя знаю, Масси Грин. Будешь пьяный, обязательно покусаешь одну, а вторая увидит и вопить начнет. Помнишь, например, Рим, что там было? Так что будь осмотрительнее, и не геройствуй в незнакомых местах. Успеется еще.

— Слушаюсь, герр Генрих! — засмеялся Масси.

Сегодня, 29 мая 1987 года, Генрих Холлисток и Масси Грин приземлились в аэропорту Кельна, прибыв первым утренним рейсом из Мадрида. Им пришлось полночи провести в Барахасе в ожидании самолета, потому что Генрих, вначале собиравшийся вылететь в Тулузу, внезапно круто изменил свое решение. Он долго бродил по гигантскому терминалу, оставив Масси спать в зале ожидания. Остановившись у окна он смотрел на ночное испанское небо, и его взгляд, бывший до того хмурым и напряженным, постепенно оттаивал. Наконец, приняв решение лететь в Кельн, он прошел к стойке «Люфтганзы» и купил два билета. Разбуженный им Масси, услышав про изменение маршрута не был удивлен, поскольку давно привык к самым различным поворотам в решениях своего шефа. Он знал, что любое подобное изменение связано с делами, в которые его будут посвящать по мере необходимости, а потому встал, взял чемоданы, и не говоря ни слова пошел за Генрихом на регистрацию. Еще в полете узнав, что конкретных планов у Холлистока нет, он немедленно заснул. И вот теперь, когда они прибыли в «Свиссотель» и сняли там шикарный люкс, Масси уже предвкушал грядущие удовольствия, что четко отметил Холлисток, напомнив ему о необходимых предосторожностях. Спустившись в ресторан, они позавтракали, а затем, взяв такси, поехали в город, потому что Холлисток не любил, когда в какой-нибудь стране его сразу принимали за иностранца, едва взглянув на одежду. Его изысканный английский стиль не очень подходил к стремительной германской жизни, а потому, выйдя около большого торгового центра на Бетховенштрассе, они прошлись по всем его этажам, постепенно обрастая покупками. Холлисток приобрел себе ботинки с острыми носами, классические джинсы, черную и белую рубашки, а также легкий черный пиджак. Масси получил итальянский джинсовый костюм, темно-синее поло, и кроссовки «Адидас», занимавшие первые страницы всех модных журналов. Вернувшись в отель они переоделись, и теперь смотрели на себя, стоя перед большим зеркалом у входа.

— Мне нравится! — Масси отступил немного назад. — Я думаю, и в других странах тоже скоро будут ходить точно так же.

— Мода — вещь переменчивая, — ответил ему Генрих. Он осматривал себя сзади, легко достигая этого, поворачивая голову на 180 градусов. — Вот, например, примерно такие ботинки у меня были в 1890, когда мы жили в Филадельфии, а пиджаки похожие еще «Битлз» носили.

— Действительно! — Масси внимательно посмотрел на указанные предметы. — А ведь точно!

— Ну, вот, — Генрих дернул плечами и пошел в гостиную, — видишь, новое — это лишь переделка старого, особенно касаемо моды.

Масси еще минут пять любовался на себя, а когда пришел в комнату, то Генрих уже сидел на диване с бокалом коньяка, и щелкал каналами телевизора.