Молли Катс - Никто мне не верит

Телефон звонил, звонил и звонил.

Линн спала плохо. Мэри назвала это состояние посттравматическим эффектом. Ей снился Грег, окровавленный и мертвый, или Грег в ее квартире. Иногда она менялась с ним местами и видела себя в роли трупа.

Иногда он не появлялся в ее снах во плоти, но она знала, что он присутствует там в какой-то форме, потому что так же подскакивала посреди ночи, покрытая потом, с чувством тошноты, как тогда, когда он снился ей в человеческом обличье.

Тогда она лежала и ждала, когда ее сердце перестанет колотиться. Иногда ей удавалось расслабиться, когда ее мозг и тело вспоминали о том, что им не нужно больше оставаться настороже.

Обычно через десять или пятнадцать минут она снова засыпала, но, если ей это не удавалось, она вставала.

Если это случалось после пяти утра, она одевалась, ехала в клуб «Брум» и позволяла медленному завораживающему движению ступенек успокаивать ее… затем лежала под спокойным светом массажной комнаты, и Элизабет разминала ее тело, после чего она отправлялась под горячий душ.

Если же это случалось глубокой ночью, она надевала пальто поверх ночной рубашки и выходила на террасу.

Ощущение холодного воздуха на коже успокаивало ее. Она смотрела на воду и огни и знала, что ее дом вернулся к ней. И ее карьера: на этой неделе было запланировано проведение шоу в прямом эфире, ее лицо можно уже было показывать, слегка загримировав и сделав макияж. А скоро она будет разговаривать с КТВ о назначении новой даты пробного показа.

Когда она так стояла в темноте, ей было трудно не думать о Майке Делано.

Она представляла его таким, каким увидела в последний раз, незадолго до выписки из больницы. Он с трудом двигался, его грудь была перебинтована и затянута в корсет из-за сломанных ребер. Его руки и лицо начали заживать, но на них оставались царапины и порезы.

В тот день, когда она пришла навестить его, захватив с собой яблоки и печенье, у него сидел другой полицейский, который неловко шутил по поводу больничной одежды. Было похоже, что мужчина слегка побаивается ее, и они оба в той или иной степени игнорировали ее. Она оставалась там минут двадцать, а затем ушла, чувствуя странное раздражение.

Казалось, у нее не было больше причин встречаться с Майком. Но она постоянно вспоминала о нем.

С болезненной четкостью она вспоминала ту ужасную ночь, когда она вернулась сюда и нашла Чипа.

Ее печаль, ее слезы.

Она вспоминала о том, как их с Майком тела слились в одно целое так, словно каждое движение и каждый вздох повторялись раньше и не один раз. Она все еще чувствовала вкус его губ. Она помнила, как ей хотелось быть ближе к нему.

И с той же остротой она вспоминала свои порывы, безумный круговорот ее чувств.

В течение тех недель, которые прошли со смерти Грега, когда ее мир начал создаваться заново, она старалась не убегать от этого воспоминания и задавала себе те же безжалостные вопросы, которые задавала другим перед камерой.

Действительно ли ее тянуло к Майку? Влюбилась ли она в него или была близка к этому? Или это было реакцией эмоционально опустошенного существа, которое страстно жаждало соединения?

Почему она постоянно возвращается мыслями к тому, что могло произойти той ночью? Из-за стресса, переживаемого ею так долго или пережитого именно в тот вечер? Или тогда наружу вышли ее искренние чувства, пытаясь уберечь ее от ошибки, от того, чтобы быть неискренней с Майком и с самой собой?

Но у нее действительно не было ответов на эти вопросы.

Что чувствовал Майк? Интересовала ли она его? Или он только воспользовался моментом, испытывая необходимость освободиться и уйти от самого себя?

На эти вопросы она тоже не могла ответить.

Как только она узнала, находясь у Бубу и Анджелы, о том, что произошло, она бросилась в больницу и навещала его там через день. Но, если не брать в расчет случайные записки или звонки, не было никаких оснований продолжать их отношения; да и сам Майк, похоже, не хотел этого.

Поэтому она могла сделать вывод, что появление в ее воспоминаниях его лица, голоса и, упаси Боже, рук или губ было вызвано элементарной благодарностью.

Он едва не погиб, защищая ее.

Она была обязана ему тем, что выжила.

Как можно было ожидать, что ее не захлестнет буря эмоций в отношении этого человека?

И разве могла она, после того что с ней произошло, дать кому-то почувствовать хоть что-то, отдаленно напоминающее любовь, а не жалкую пародию на нее?