Барбара Вайн - Сто шесть ступенек в никуда

Не в привычках Козетты было посылать за кем-то, требовать объяснений. Она страдала, но молча. Козетта страдала, но у нее был Марк, который мог ослабить любые страдания, смягчить любой удар. Тогда я была невинна и не знала, что могла быть виновата в несчастьях Козетты. И даже чувствовала себя лишней в этом доме. Мне даже не приходило в голову, что Козетта может испытывать ко мне какие-либо чувства, кроме нежности, как у матери к ребенку, когда на первый план выходят ее собственные заботы. Я думала лишь о том, что при следующей встрече крепко обниму ее и прижму к себе.

На следующий день после полудня я встретила ее на лестнице. Лестница была такой большой, с таким огромным количеством ступенек по сравнению с размерами дома, что когда дом был полон жильцов, поднимаясь или спускаясь по лестнице, ты обязательно кого-нибудь встречал. Теперь нас осталось пятеро, а Белл, вернувшись домой посреди ночи, не выходила из своей комнаты. Эльза ушла на работу, и в доме стало тихо и спокойно. Я спускалась из кабинета, довольно поздно выполнив утреннюю норму, а Козетта поднималась к себе в спальню из гостиной. На ней был халат, зеленое японское кимоно с белыми цветами, а светлые блестящие волосы ниспадали на плечи. Лицо бледное и осунувшееся, со следами слез, но пролились они еще до сна.

Она прошла бы мимо меня, не проронив ни слова, даже не бросив укоризненного взгляда, который сам по себе предполагает возможность прощения. Я взяла ее под локоть. Вы должны понимать, что тогда я понятия не имела, что меня можно в чем-то обвинить. Если я в чем-то и виновата, то лишь в том, что вместе с остальными стала свидетелем вчерашней сцены. Козетта прошла бы мимо меня, даже не взглянув, но она устала, чувства ее истощились, а когда вы так близки, как были мы с ней, живете вместе, словно мать с дочерью, разве можно обойтись без приветствий, вопросов, знаков? Любовь, в отличие от «влюбленности», воспринимается как нечто само собой разумеющееся.

— Как ты, Козетта?

Она остановилась и посмотрела на меня. За ее головой висел ветвистый канделябр с бусинами из муранского стекла, который так ярко сиял той ночью, когда Эсмонд включил свет. Козетта стряхнула мою руку, брезгливо, словно пиявку. Она смотрела мне в глаза, но как-то вяло, без чувства, без внимания. Я бы даже сказала, безразлично — если такое определение можно использовать в отношении Козетты.

Я сформулировала вопрос по-другому:

— Что случилось, Козетта? В чем дело?

Это очень странно, но когда человек, которого ты любишь, произносит твое имя, ты понимаешь, что все хорошо. Понимаешь, что все будет в порядке. Козетта не назвала меня по имени — и больше никогда не называла.

— Ты привела сюда эту женщину, — сказала она.

— Белл? — Я похолодела от страха. — Но я же не знала. — Даже тогда мне не хотелось говорить о лжи Белл. — Меня обманули точно так же, как тебя.

Козетта передернула плечами. Крепко держась за перила, она скользнула взглядом по винтовой лестнице, на самый верх. Голос ее остался тихим — этого она изменить не могла.

— Это была твоя идея представить Марка ее братом. — Я покачала головой, но она продолжала: — Ты дала ей какую-то книгу.

— Белл? Она за всю жизнь не прочла ни одной книги.

— Ей не обязательно было читать, — с горечью сказала Козетта. — Ты рассказала сюжет. Подкинула великолепную идею. Думаю, ты ей указала на сходство ситуации. Только я не молода и не красива, и я не умираю.

Это было настолько невероятно, что прошло несколько секунд, прежде чем до меня начал доходить смысл ее слов. Пока я стояла и смотрела на Козетту, она опустила взгляд с уходящей вверх винтовой лестницы на свои белые руки, стиснувшие перила, и тут из приоткрытой двери спальни послышался голос Марка:

— Козетта, где ты?

Она побежала к нему, захлопнув за собой дверь. Я замерла на мгновение, потом стала медленно спускаться. Я была потрясена и считала себя жертвой величайшей несправедливости. Наверное, именно поэтому даже тогда не сомневалась — как быстро мы собираемся с силами! — что смогу объяснить, смогу все исправить. Погоди немного, как сказала бы Эльза, погоди немного.

В кухне, куда я спустилась, чтобы приготовить себе поздний завтрак, я села за стол и задумалась над словами Козетты. Аппетит у меня пропал, но я налила себе немного ледяного белого вина, открытого накануне; из бутылки отпили бокал, а остальное поставили в холодильник. Залпом выпила вино, налила второй бокал и подумала, что начинаю понимать, почему люди пьют. Марк, конечно, меня выдал… нет, не так, ведь для того, чтобы тебя выдали, нужно совершить что-то нехорошее. Правильнее будет сказать, что он меня подставил, лжесвидетельствовал против меня, продал с потрохами. То есть заявил Козетте, что именно я посоветовала Белл взять пример с заговорщиков из «Крыльев голубки», именно я подсказала им план действий. Потягивая вино, я вспоминала, как Белл взяла книгу в моем кабинете и спросила, о чем она, вспоминала свой ответ.