Андрей Курков - Ночной молочник

Уже усевшись за стол, Вероника поддалась легкой внутренней панике, потому что сидела она так, что в ее поле зрения не мог не попасть сидящий к ней спиной покойник с седоватыми причесанными волосами. Кусочек розовой шеи аптекаря тоже вызывал у Вероники странное неприятие. Она попыталась переключить свое внимание на тяжелые темнозеленые портьеры, элегантно обрамлявшие широкое окно, но ее взгляд сам сползал на плечи и голову аптекаря.

– Я пересяду! – Вероника вскочила, взяла тяжелый деревянный стул за спинку. Оглянулась по сторонам, прикидывая, куда лучше его переставить.

Дарья Ивановна и Анна обменялись улыбками.

– Никочка! Ты лучше сейчас привыкай! Он же не будет у тебя вечно живым! – произнесла хозяйка квартиры.

Вероника молча переставила стул поближе к Анне.

– А для кого вам нужны две могилы на Байковом? – спросила она, сперва одарив вопросительным взглядом свою ближнюю соседку по столу, а потом переведя этот же взгляд на Дарью Ивановну.

– Как для кого? – усмехнулась Дарья Ивановна. – Для наших с Анечкой мужчин…

– Но они же дома! Зачем тогда надо было… – удивилась Вероника.

– Ты такая не практичная, – совершенно без единой критической нотки в голосе произнесла вдова аптекаря. – Официально ведь они – и Эдик, и Вася – покойники. А покойникам положено иметь могилу. А то дадут Эдику посмертно госпремию по медицине – куда придет с венками глава правительства? Некуда будет ему прийти, если могилы с памятником нет! Это как с пропиской. Она должна быть, а жить можешь, где хочешь. У Эдика прописка – на кладбище, а живет дома. У Васи тоже!

Вероника кивнула. В ее душе установилось спокойствие. Она смотрела на бутылку «Мартеля», на блюдечко с бледножелтыми кольцами лимона, на коньячные бокалы. «Вот возьму сегодня вечером и с Сеней вдвоем коньяка выпью!» – подумала она ехидно, понимая, насколько ее жизнь полноценнее и лучше, чем у Ани с Дарьей Ивановной.

– Ну что, девочки! – Дарья Ивановна взяла в руку «Мартель», налила по чуть-чуть в бокалы. – Давайте за нас!

Город Борисполь. Улица 9 Мая

Ночью Диме снились странные сны. Будто ходит он по полутемному тюремному коридору вдоль одинаковых железных дверей. И за одной из них собака воет. И понимает Дима, что это Шамиль. Понимает он, что кто-то, какой-то особенный дознаватель, пытает его верную овчарку. Требует, чтобы выдала она хозяина, чтобы дала ясный знак, мол, это он, Дима, чемодан с ампулами украл. Но держится Шамиль из последних сил. Не выдает хозяина. Останавливается Дима во сне у одних железных дверей – и оттуда скуление и вой Шамиля слышит. Останавливается у других дверей – и из-за них тот же вой! Словно не тюрьма это, а специальное место для пыток животных, которые что-то знают.

Утром, когда Валя поднялась и одеваться стала, приоткрыл Дима глаза. Голова у него побаливала. Вид, видимо, тоже был не очень здоровый.

– Перебрал вчера? – спросила, поймав его взгляд, жена.

– Шамиль умер, – произнес он скорбно.

– Сдох?! – задумчиво переспросила она. – А от чего?

– Сказали, что болел. Инфекция какая-то. Но я думаю… – и тут Дима покачал головой, но вслух свои мысли не продолжил. Понял, что нарвется на непонимание жены.

– может, это знак тебе, – Валя глянула на мужа с сочувствием во взгляде. – Это чтобы ты оттуда ушел знак.

– А пенсия?! – Дима приподнялся на локте. Вздохнул тяжело.

– Выпей стопочку, – неожиданно посоветовала Валя. – И мысли о пенсии сами пройдут!

Дима неспешно поднялся. Посмотрел на жену с удивлением и уважением. Подумал, что беременность ее изменила к лучшему. В смысле мудрости.

А Валя, одевшись, кивнула ему на прощание.

– Я проспала, – сказала. – Ты уж себе сам что-нибудь на завтрак найди. А будет нехорошо – приходи ко мне на работу. Дам полтинников. Вдруг снова выиграешь!

Как только дверь за Валей захлопнулась, щелкнув металлическим язычком замка, Дима снова захотел спать. Однако сдаваться без боя желаниям своего организма ему не хотелось. Он налил себе стопочку водки. Вытащил из литровой банки маринованный помидор, отрезал ломоть «Украинского» хлеба и тщательно натер его корку зубцом чеснока, посыпанного солью.

Как только выпил эту утреннюю рюмку и закусил, его взгляд остановился на «кухонном» мурике, смирно и лениво лежавшем под батареей. Мурик смотрел на Диму тупо и сыто. Перед ним на блюдце лежало не съеденное кошачье печенье коричневого цвета.

У Димы возникло желание запустить в кота чем-нибудь тяжелым. Он даже оглянулся по сторонам и на мгновение остановил свой взгляд на старой медной ступке, стоявшей на подоконнике рядом с вазоном, в котором росла чахлая герань. Но подниматься из-за стола было лень. Или желание было слишком слабым. Вобщем-то, и не желание это было вовсе, а полускрытое чувство несправедливости: хорошие верные собаки умирают непонятной смертью, а тут жирный никчемный кот лежит себе под батареей и не проявляет к нему, к хозяину, никакого интереса или уважения.