Тим Уивер - Обгоняя смерть

— Последним слышишь море, — сказал Алекс и кивнул, словно не сомневался, что я понял. — Грохот разбивающихся волн. Шорох уносимого водой песка. Крики чаек. Лай бегущих по берегу собак. Если это будет последним, что услышу в жизни, мне не страшно. Я люблю шум моря. Знаете, почему?

Я покачал головой.

— Он напоминает, как я сидел в пещере на песке в Каркондроке с любимой девушкой.

После этих слов он повернулся и скрылся в темноте.

Домой ехать не хотелось, и я провел ночь в мотеле напротив станции. Женщина за конторкой поглядывала на засохшие порезы на моих щеках, на синяк у виска, но ничего не сказала. Плетясь к своему номеру, я видел ее отражение в узком стекле у лифтов. Она смотрела на меня. По телу разливалась тупая боль, но клейкая лента помогала преодолевать ее, хотя повреждения на лице скрыть было труднее.

Комната оказалась маленькой, скромной, но чистой. Я поставил портплед на кровать и немного посидел на краю матраца, глубоко дыша и пытаясь расслабиться. Но чувствовал себя все хуже. Я встал и пошел в ванную. Алекс по дороге останавливался у аптеки, и я купил медицинские принадлежности. Запах бинтов, антисептического крема и пластыря внезапно напомнил мне о том времени, когда Деррин работала медсестрой. Потом вспомнилось, как она ухаживала за моим лицом три недели спустя после приезда ко мне в Южную Африку. Я упал, спасаясь от перестрелки в Соуэто.

— Сегодня стери-стрип, — сказала она, накладывая прозрачный пластырь на рану возле глаза. — Я не хочу, чтобы завтра ты оказался в гробу.

Я скользнул взглядом по своим забинтованным пальцам, по телу, все еще обмотанному клейкой пленкой — по краям ее скапливалась кровь, запекаясь на спине густыми, темными завитками. Сами раны я не видел и вряд ли хотел бы увидеть. Однако знал, что у меня не хватит мужества снять пленку.

Пока еще рано.

Приведя себя в порядок, я подошел к кровати и лег на живот лицом к двери. И спустя двенадцать беспокойных часов проснулся.

Я поехал к Мэри тринадцатого декабря, через одиннадцать дней после ее визита. Близился вечер. Машину я вел с трудом, всю дорогу сидел, подавшись вперед. Спина моя затекла после сна, и я чувствовал, как пленка отходит. К тому времени, когда я вылез из машины, боль пронизывала позвоночник.

Я медленно пошел по дорожке и поднялся на крыльцо. Снег у фасада был собран в массивные кучи. В окнах мигали рождественские огни. Мэри появилась на крыльце в последних отсветах меркнущего дня.

— Дэвид.

— Привет, Мэри.

— Заходи, — посторонилась она, глядя на мои порезы и синяки.

Я медленно прошел мимо, преодолевая боль.

— Твое лицо… — сказала она.

— С виду оно хуже, чем на самом деле, — солгал я.

— Что случилось?

— Угодил в драку.

— С кем?

Я не ответил. Она кивнула, словно поняла, что я не хочу об этом говорить. Во всяком случае, пока.

— Приготовлю тебе какое-нибудь питье.

Мэри скрылась в кухне. Я подошел к окнам гостиной. Они выходили на сад. Снег там был совершенно чистым. Ни отпечатков ног. Ни птичьих следов. Ни палых листьев. Казалось, там никто никогда не появлялся.

Мэри вернулась с двумя чашками кофе, и мы сели в кресла.

— Где Малькольм?

— Наверху, — ответила она.

— Как он?

Мэри чуть медлила.

— Неважно.

Я положил перед ней конверт с оставшимися деньгами. Она внимательно на него посмотрела, но не притронулась. Снова взглянула на меня:

— Они тебе больше не нужны?

— Нет, Мэри. Мы уже закончили.

На ее лице не отразилось никаких эмоций. Я подумал, не убедила ли она себя, что все это было ошибкой.

— Закончили? — переспросила она.

— Он был в Шотландии.

— Алекс?

— Алекс.

Рот ее слегка приоткрылся. Все сомнения, что, должно быть, все ей только померещилось, отлетели. Глаза заволокло слезами.

— Что он делал в Шотландии?

— Не знаю, — солгал я.

— Он все еще там?

— Не уверен.

— Ты разговаривал с ним?

— Нет, — снова солгал я и, заставив себя взглянуть на нее, внезапно засомневался, что это верный путь, хотя Алекс попросил меня действовать именно так. — Думаю, он хочет тебя видеть, но не смеет.

— Он может вернуться домой, — сказала она умоляюще.

«Нет, не может». Я взглянул на Мэри, по ее щеке катилась слеза.

— Почему он не возвращается домой?

Я не ответил. Так было нужно. Алекс сам решит, когда придет время. Найдет свой обратный путь. Им всем предстояло вернуться в тот мир, о существовании которого они забыли. Мир, в первый раз ничего им не давший. Для Алекса это во многих отношениях легче, несмотря на бремя, которое он нес. У него было за что ухватиться, были сохраненные воспоминания. Остальных ждала лишь пустота. Без жизни, в которую можно вернуться. Без надежды начать все заново.