Лоренсо Сильва - Нетерпеливый алхимик

— Ничего не могу с собой поделать, — сказал я. — Лето в подобных местах действует на меня угнетающе.

— Почему? — спросила Чаморро.

— Слишком бросается в глаза обман.

— Какой обман?

— Картонное счастье фирмы «Тетрабрик»: [51] Фирма «Тетрабрик» специализируется на термосвариваемых картонных пачках для молока и других продуктов. упаковка изящная, но изготовлена из отходов.

— Откуда столько скепсиса? Все не так уж плохо.

— Тебе нравится?

— Мне — да, — сказала Чаморро, окидывая взглядом приморский бульвар; ее глаза светились оживлением, свойственным ребенку, когда он смотрит на карнавальную кавалькаду. И я с горечью почувствовал, как между нами возникает еще одна непреодолимая стена.

Меж тем надвигалась ночь, и мы пошли перекусить в кафе с ценами, которые не только отвечали нашим мизерным командировочным, но и обещали соответствующий уровень кормежки. Набив желудок чем-то неудобоваримым, мы предприняли разведывательный рейд вокруг «Распутина». Клуб представлял собой стоявшее особняком оштукатуренное здание в мавританском стиле, правда, слегка подпорченном двумя разноцветными куполами в форме луковиц. Должно быть, декоратор страдал полным отсутствием художественной жилки, иначе ему не пришла бы в голову нелепая идея украшать сугубо светское строение религиозными атрибутами в русском духе. Над входом, в центре ядовито-фиолетового неонового пятна, сияло слово «Распутин», окаймленное ярко-красной подсветкой и желтыми мерцающими лампочками.

— Мать честная к непорочной любви зовущая! — воскликнул я.

— На спине лежащая и всем дающая, — подхватила Чаморро богохульную частушку.

— Видел бы это бедный Григорий…

— Кто?

— Григорий Распутин, духовный символ заведения и фактический владелец бренда.

— А почему бедный? Разве он не был то ли убийцей, то ли колдуном либо кем-то в этом роде?

— Ничего подобного. Распутин — человек необыкновенного обаяния; он завоевал расположение царских дочерей, потчуя их чаем и прельщая занимательными историями. После его убийства девочки очень сокрушались и даже ездили возложить цветы на могилу своего любимчика в день его именин.

— Ты надо мной подтруниваешь.

— Нет, правда.

— Откуда ты все это знаешь?

— Да так Читал книгу об убийстве Романовых, чисто из криминалистического интереса. Исследования останков царской семьи, сделанные русскими, очень полезны с технической точки зрения…

— Вот оказывается, чем ты занимаешься. — Она сочувственно покачала головой, будто разговаривала с больным.

— Есть люди, читающие книжки и похуже, — запротестовал я. — Например, про вампиров. Однако никто их не принимает за ненормальных.

В дверях клуба стояли два охранника: один — дочерна загорелый тип, стриженный под «микрофон» [52] Под «микрофон» (молодежный сленг) — прическа, имитирующая шапку негритянских волос. и крашенный под блондина, другой — чуть посветлее, со сколотым на затылке пучком длинных волос. Толщина их бицепсов превышала объем моей головы, а размер треуголки, которую мне иногда приходится на себя натягивать, равен шестидесяти одному сантиметру. Они спокойно перебрасывались словами в ожидании посетителей.

— Останемся здесь, пока не подвалит народ, — решил я. — Лучше изловить его у входа, если он вообще появится. Ты не забыла прихватить с собой снимок?

— Нет.

Мы увеличили фотографию Василия Олекминского, где он стоит рядом с Ириной. Получилось довольно сносно, во всяком случае, вполне узнаваемо, чтобы тотчас выделить его из толпы.

Толпа не заставила себя ждать. У входа выстроился ослепительный кортеж, вполне соответствовавший меткой характеристике лейтенанта Гамарры, которую он дал завсегдатаям этого заведения у себя в кабинете. И тут я интуитивно понял, почему у него возникло предложение проводить нас до клуба: очевидно, его вдохновляло не только желание побыть в обществе Чаморро, но и возможность поглазеть на экстравагантную публику. Громилы-охранники пропускали лишь посетителей, чьи габариты намного превышали параметры телосложения нормальной человеческой особи, остальные, за исключением владельцев кабриолетов и приятелей хозяев заведения, безжалостно отсеивались. Те же, кому удавалось пройти, наверняка провели не один день у тренажерных станков и немало способствовали возникновению целой сети гимнастических залов на побережье.

Шло время, а Василий Олекминский все не появлялся. Когда стрелки часов приблизились к полуночи, я сказал Чаморро: