Николай Волынский - Год беспощадного солнца

– Не думал, что автомобиль – так важно.

– Очень важно! Одно дело фирмач с ролексом – о-о-о! Значит, умеет и рубить, и пилить… И бюджетные, и другие. А без ролекса и тачки – идиот, неудачник, ничего не умеет. Слушай сюда: чтоб завтра купил лексус или хотя бы тойоту… крузер, например.

– Завтра? – растерялся Демидов. – Прямо завтра?

– Можно и послезавтра, – великодушно разрешил Беленький. – Но без тойоты на пушечный выстрел не подходи! Понял?

– Да, кажется…

– Так! По-быстрому! – приказал Беленький. – У тебя… – он внимательно посмотрел на свой ролекс и, поймав взгляд Демидова, пояснил: – У президента нашей России, у Путина, такие же. Только похуже. Мои двести двадцать тысяч, а у него за двести.

– Двести двадцать тысяч рублей? За часы? – охнул Демидов, торопливо пряча в карман правую руку со старенькой «Победой». – Невероятно!

Демидов уложился в четыре минуты. Он достал из кейса служебную записку на двух страницах и просто зачитал ее. Суть была простой: растет общая смертность среди онкологических больных из-за недоступности онкологической помощи, которая со дня на день неуклонно дорожает. Но если государство возьмет на себя финансирование хотя бы части коек Успенской клиники, благодарность народа не будет иметь границ. Это очень важно в любой предвыборной кампании. И для граждан неплохо.

– А главное, Женева получит дополнительную выгоду, не только материальную. Думаю, руководство фонда оценит нашу с вами инициативу… – подчеркнул Демидов. – И народ будет хоть чему-то рад.

Однако Беленький словно ничего не слышал. Даже аргумент с выгодой и лобовое предложение взятки в виде будущей благосклонности швейцарского начальства до него не дошли. Он покопался в своих бумагах, снова включил компьютер и уставился на дисплей. Потом нехотя оторвался от экрана и сочувственно почмокал:

– Да, народ… Опять народ! Откуда он вообще берется, этот народ? Понять не могу. Ты мне лучше скажи: почему у твоей клиники такое идиотское название?

Главврач от неожиданности сразу не понял.

– Название? Идиотское? Что в нем идиотского?.. – наконец, выговорил Демидов.

– Он еще спрашивает! Нет, он еще у меня спрашивает! – простер руки к потолку Беленький. – А подумай – подумай сам! Головой подумай!

Демидов смущенно пожал плечами.

– Успенская! – подсказал Беленький. – Это от какого слова?

– Это от слова… – начал Демидов и замолчал: он забыл.

– От слова «успение»! – возмущенно закончил Беленький. – Я уже навел информацию. Успение матери распятого. Смерть, значит. А?

– Никогда не задумывался, честно говоря. Восстановили старинное название, дореволюционное.

– А ты все-таки задумывайся иногда, – еще раз посоветовал Беленький. – Или сделай все без библейских загадок и лукавостей. Назови клинику на современном языке. Чтоб всем ясно было: «Смертельная клиника». Или – «Замогильная». Или – «Кладбищенская». Или – «Мертвецкая». А лучше совсем просто и ясно: «Морг десять звезд. Тысяча долларов в сутки. Администратор отеля Демидов». Годится?

– А что? – с вызовом согласился профессор. – Очень даже остроумно!

– Остроумно?! – возмутился Беленький. – В могилу людей зазываете. Где я тебе клиентов наберу?

– Не понимаю, – честно признался Демидов. – Так ведь любое название можно…

– Да уж не любое! – перебил Беленький.

– Ну, что же… Если переименование клиники сделает ее доступной для небогатых и бедных категорий российских граждан, я немедленно этим займусь, – пообещал Демидов.

– А еще церкву построил, – продолжил Ефим Евсеевич. – В храме науки и здравоохранения – церква. Ты же плачешь, что места не хватает для коек. Вот ты туда, в церкву, и положи. Да, профессор, – огорченно вздохнул Беленький. – Ты же там у себя еще и рознь разжигаешь. У тебя и католики-протестанты лечатся, мусульмане всякие, йоги там.… Под уголовную статью пойти хочешь? И меня подвести? А это уже, брат, возбуждение самое настоящее, это уже прокурору интересно будет.

Неожиданно Демидов разозлился.

– Вы правы! – заявил он. – Если прокурор дурак – ему, действительно, будет интересно. Или если он уже всех преступников пересажал…

Беленький, не отвечая, пристально, изучающе смотрел на Демидова, совсем не мигая: взгляд анаконды или гипнотизера. «Сейчас скажет, – подумал Демидов. – «Ваши веки тяжелеют… Вы засыпаете… Вы уже спите!»