Николай Волынский - Год беспощадного солнца

– Понимаю. Говорят, красивая была?

Мышкин молча кивнул. К горлу у него снова подкатил острый комок. Он встал и, не говоря ни слова, вышел.

В коридоре вдруг остановился и со страхом обнаружил, что не может дышать, – опять железный кол в груди. Заныл левый мизинец – невыносимо, боль поползла вверх по локтю. Страх смерти охватил Мышкина, волосы на темени поднялись дыбом.

Он все-таки сумел набрать воздух в легкие – сколько получилось. Потом задержал дыхание и так стоял, опираясь спиной о стенку. Через несколько секунд потемнело сначала в голове, потом темнота окутала все вокруг, и только вспыхивали и гасли в ней голубые и быстрые, как грозовые молнии, пятна. Сознание помрачилось, и Мышкин испугался, что совсем его потеряет, но одновременно понимал: надо продержаться на вдохе еще чуть-чуть, еще несколько секунд и он победит.

Вслед за тем межреберные мышцы неожиданно расслабились сами, грудная клетка медленно опустилась, густой горячий воздух покинул легкие. Мгла перед глазами рассеялась, и вдруг все вокруг предстало в необычайной четкости и яркости – стертые узоры синтетического ковра под ногами, дрожь люминесцентной лампы, каждая трещинка в белой, после евроремонта, стене напротив. Еще несколько секунд – исчез железный кол, стенокардическая боль оттаяла. Мышкин прислушивался к себе и фиксировал дальнейшие свои ощущения. Осторожно сделал еще вдох – медленный и поверхностный. И тут блаженно-теплая волна пронеслась в голове, потом спустилась ниже, тепло неожиданно залило миокард, а вслед по всему телу распространилось легкое, но отчетливое ощущение эйфории.

Через эвакуационный выход он неторопливо прошел во внутренний двор клиники, где в заросшем и заброшенном садике среди одичавших роз и гортензий бродили бездомные коты, а в беседке, в центре садика, бездомные кошки организовали роддом. Сейчас там было пусто.

Посидев в тени беседки и с наслаждением вдыхая воздух с легким запахом розы, Мышкин глянул на часы: половина восьмого. И вдруг пронзительно осознал, что ему некуда идти. И он теперь такой же бездомный, как и местные коты, хотя и у него, как у них, тоже есть какая-то крыша над головой и можно под ней спрятаться от дождя, зимой от снега. Но того дома, который совсем недавно стал несущей конструкции всей жизни, уже нет. Еще несколько дней назад дом, новый и ставший родным, после того как его изменила одним своим присутствием Марина, и радовал и пугал своей новизной и счастьем обладания, какого еще никогда Мышкин не испытывал, а теперь он на пожарище. И никто не скажет ему, как жить дальше и можно ли отстроиться. Мало того, его же самого и обвиняют в поджоге.

Он не хотел и даже боялся возвращаться в свою квартиру и по другой причине. Мышкин хорошо знал свою слабость, в состоянии стресса очень опасную. Стоит только попробовать залить стресс водкой – и ему не остановиться: двухнедельный запой обеспечен.

– Нельзя сейчас, – сказал он сам себе вполголоса. – Ведь потом не поднимусь. Все элементарно просто, Дима: ты давно не студент – силы не те…

Ветер рывком пригнул большой разовый куст, подбросил вверх столбом горсть ярко-красных лепестков, и Мышкин отчетливо услышал, как лепестки, опускаясь на землю, шуршат сквозь воздух, и в шуршанье этом он услышал еще какие-то звуки – кажется, шепот, хорошо знакомый, не забытый, тоже почти не слышимый, но все равно отчетливый: «Счастье – это просто отсутствие горя».

Он вскочил, опрокинув полусгнившую скамью, и диким взглядом огляделся. В саду по-прежнему никого. Мышкин медленно опустился на землю рядом со скамейкой, задрал голову и, глядя на мутно-серое раскаленное небо, тихонько заскулил, время от времени повизгивая, как щенок, которого любимые хозяева, самые дорогие на свете существа, выбросили в лесу, а он не понимает, что же такое произошло, но безошибочно, хоть еще и смутно, чувствует – случилось большое и, наверное, непоправимое горе.

Вернулся в ПАО, потоптался без цели и объявил, что ему надо домой, да и остальным пора разбегаться. Литвак пожал плечами и пошел к себе переодеваться. Клюкин с Клементьевой многозначительно переглянулись.

Клементьева сказала – мягко, но убежденно:

– Вам нельзя сейчас одному.

– Да, нельзя, – тупо согласился Мышкин. – Что? – тут же встрепенулся он. – Что ты сказала?

– И алкоголя тоже не надо, – почти умоляюще добавила Клементьева. – Хотя бы несколько дней.

– Алкоголь… да, несколько дней, – соглашаясь, отозвался Мышкин.

Читать дальше