Марек Краевский - Призраки Бреслау

На паркете Мок сразу же почувствовал на себе взгляды мужчин, сидевших за столиками. В полумраке сверкали стекла лорнетов и биноклей из лож. Глаза фордансерок манили. Мок пригласил на танец одну из них — маленькую, стройную рыжеволосую еврейку — и крепко прижал ее к себе, чувствуя под тонкой тканью платья кружева бюстгальтера. Несколько неверных шагов — и девушка повела его за собой, помогая найти правильный ритм. Да только с переменным успехом. Танцор из Мока все равно был аховый. Вскоре он понял, что и его партнерша не отличается особым талантом по этой части. К счастью, оркестр объявил перерыв, и музыканты мигом вцепились в огромные кружки с пивом. Девушка беспомощно остановилась посреди зала, словно не зная, что делать. Мок поцеловал ей руку и повлек за собой. Одинокие пьяницы иронически усмехнулись, а дамы из кабинетов зашушукались. «Он поцеловал девке руку», — мерещился Моку их шепот.

Девушка мягко взяла Мока за локоть, и они пошли к его столику. Она с удовольствием ела и пила, соглашаясь со всем, что говорил Мок. Впрочем, говорил он немного, а ее мнения и вовсе не спрашивал. Девушка машинально кивала в ответ на все, но вот пойти с Моком в гостиницу отказалась. Зато она пригласила его в свою комнатку, которую снимала неподалеку.

Обычный рабочий день. Меня разбудили крики детей, спешащих в школу. Попробовал заснуть и не смог, несмотря на страшную усталость. Со мной так порой бывает. Чем больше устал, тем труднее заснуть. Может быть, мой даймонион [15] По Сократу — внутренний голос, нечто божественное или демоническое, как неизменный спутник каждого человека. не позволяет.

Полдень. Отправляюсь в городскую библиотеку.

Вечер. Сегодня я перевел десять с лишним страниц из Аугштайнера. Его латынь далека от простоты. Словно устами автора говорил какой-то дух. Фразы отрывистые и трудны для понимания. Сказуемые нередко опущены. Но на эту проблему можно взглянуть иначе. Мы имеем дело с записками ученого, которым порой не хватает грамматического блеска, но блеск правды затмевает все. Аугштайнер все более восхищает меня. По его мнению, платоновские идеи — не что иное, как души. Но это вовсе не примитивная анимизация [16] Одушевление. действительности. Аугштайнер четко классифицирует души. Он делит их, с одной стороны, на активные и пассивные, с другой — на потенциальные и актуальные. У вещей души пассивные — то есть обычные идеальные отражения, у людей — души активные, то есть независимые идеальные отражения. «Независимые» означает наделенные способностью абстрагирования, каковое подразделяется на актуальное и потенциальное. Автор ставит вопрос: как субъект, то есть человек, может абстрагировать активную душу? — но, к сожалению, не отвечает на него. Его витиеватой эпистемологической [17] Эпистемология — философский термин, употребляемый для обозначения теории познания. системе, проникнутой идеями Христиана Розенкрейца [18] Христиан Розенкрейц (1378–1484) — легендарный основатель тайного ордена Розы и Креста. (ничего удивительного, они ведь были современниками!), не хватает хотя бы легкого уклона в сторону спиритуализма. Нет никаких оперативных указаний, что предпринять, как абстрагировать из человека душу. Сегодня ночью я следовал указаниям Грегориуса Блокхуса и силился перципировать души, исходящие из тел этих четверых в момент смерти. В полном соответствии с тем, что писал Грегориус Блокхус, я открыл в этих телах энергетические каналы, снял суставную блокаду и уложил конечности в рекомендованное положение. Точными уколами я забрал дыхание. По Блокхусу, при такой концентрации духовной энергии ее невозможно не ощутить. Я же этой энергии не почувствовал. И значит, потерпел поражение. Не знаю, верно ли я понял трудную латынь Аугштайнера и указания Блокхуса, от которых отдает каким-то суеверием. Завтра снова сажусь за труд Аугштайнера. Может быть, в следующих пассажах отыщутся оперативные указания. Может быть, Аугштайнер сбросит наконец надменную маску философа и перейдет на позиции классического спирита?

На юго-востоке Бреслау, в предместье Олевизен, зажатом между речкой Оле и Олаусским шоссе, в маленьком дворике дома на Плессерштрассе, 24, царила обычная утренняя суета. Служанка пастора Гердса развешивала на галерее подушки и одеяла, консьержка фрау Бауэрт надраивала деревянные ступеньки, ведущие в слесарную мастерскую, помещавшуюся во флигеле. Из сортира вышел отставной почтальон Конрад Доше. К его ногам в страшной радости немедленно бросилась рыжая собачонка. Двор заливали солнечные лучи, скрипел насос, от выбиваемой перины летел пух…