Ральф Питерс - Война 2020 года

Мира, давшая ему уроки человечности… Она была скромная при всей своей красоте, но поцелуи ее становились нетерпеливыми, начинаясь порой в самое, казалось, неподходящее время.

Оглядываясь назад, он иногда думал, что она словно предчувствовала, что у них оставалось мало времени, как если бы она предвидела неизбежное. Думая о ней, он всегда мысленно срывался на крик, как будто в отчаянии зовя ее сквозь все увеличивающуюся пропасть. Мира…

Он сидел, свесив ноги, на башне своего танка, опустошенный после выигранного боя, когда по связи раздалось одно-единственное слово – окончательное, как приговор суда, как громом поразив всех – и уставшего командира танкового взвода в долине Бекаа, и пехотинцев у реки Иордан, и лоцманов, проводивших суда по огромному каналу: «АРМАГЕДДОН» 7.

Подробностей тогда не последовало, и он мог хотя бы надеяться, продолжая сражаться.

Но что-то внутри него уже знало правду. Когда пришел приказ завести все машины в наиболее надежное ближайшее укрытие, убрать антенны, закрыть смотровые щели и задраить люки, он больше не сомневался. Больше в его жизни не будет теплой плоти под шелестящей тканью.

Он ничего не смог. Не смог защитить свою семью, свою страну. Но это – только та вина, что лежит на поверхности. Оглядываясь назад, он знал, что виновен в гораздо большем. Он никогда так и не стал тем мужчиной, каким ему следовало быть, которого заслуживали Мира и его сын. Он вовсе не был мужчиной. Всего-навсего самовлюбленная пустышка, затянутая в мундир.

«Неужели взаправду бывает так хорошо?»

Когда-то он прочитал, что перед самым приступом эпилептики испытывают удивительный восторг, что их самым большим страданиям всегда предшествует безмерная радость, которую некоторые сравнивают с чувством святости.

Именно так время и поступило с Давидом Хейфецем. В кратчайший миг умещалась память о всей его жизни с Мирой, голубое море и апельсиновая роща, и запах женской страсти – и ее смерть, смерть, смерть. И он не сомневался, что всякий раз, когда она умирала в его воспоминаниях, она снова испытывала все смертные мучения. Время вовсе не течет по прямой. Мира навсегда осталась беззащитной, ее агония ни на миг не прекращалась. Его Бог был безжалостным Богом вечного «сегодня».

Подполковник армии Соединенных Штатов Америки Давид Хейфец глубоко в бумажнике хранил потрепанную фотографию жены и сына.

Он никогда о ней не забывал, он помнил на ней каждую тень, каждый полутон, знал, какие именно мысли скрывались в двух парах смотрящих в объектив глаз. Видел легкую усталость мальчика в конце долгого дня, чувствовал совершенно излишнее беспокойство Миры насчет обеда, помнил, откуда взялись ее бусы, от него не укрывались и маленькие недостатки, делавшие такой человеческой ее неземную красоту.

Он ни разу не взглянул на эту фотографию вот уже целых семь лет.

– Счастливчик Дейв выглядит усталым, – прошептал Мерри Мередит. Он только что плюхнулся на складной стул рядом с Мэнни Мартинесом, своим лучшим другом. Он чувствовал себя опустошенным после выступления, искренне переживал его недостатки, но все же как всегда радовался, что оно осталось позади. Он не боялся гнева Тейлора. Он только боялся подвести Старика. Теперь он сидел, расслабившись, довольный, что честь продолжать совещание перешла к Хейфецу. Мередит следил, как начальник штаба вызывает на экране нужные ему карты. Мерри показалось, что сегодня Хейфецу немного изменила его привычная четкость. Ничего такого, что мог бы заметить обычный посторонний наблюдатель. Но другое дело – разведчик, прошедший горнило Лос-Анджелеса.

– Небольшое колебание – возможно, начало слабости. – Он выглядит очень усталым, – повторил Мередит.

– Да брось, – негромко отозвался Мартинес небрежным тоном. – Счастливчик Дейв всегда выглядит усталым. Он родился усталым. Это его вторая натура.

– Да, – согласился Мередит, – знаю. Но тут что-то другое. Он выглядит почти больным.

– Счастливчик Дейв? – переспросил Мартинес. – Счастливчик Дейв никогда не болеет.

– Посмотри на него. Он бледный, как привидение.

Оба друга внимательно взглянули на начальника штаба – невысокий, ладно скроенный человек с седеющими волосами и несколько широковатыми для его фигуры плечами. Хейфец приготовился начинать.

– Кажется, он плохо себя чувствует, – прошептал Мередит.

– Ерунда, – отмахнулся его приятель. – Старина Дейв вообще ничего не чувствует. Он вытесан из камня.