Сэм Хайес - Чужой сын

— Откуда ты знаешь, какой вкус у блевотины?

На его лице заиграла глуповатая улыбка. Дэйна только сейчас сообразила, что глаза могут быть красными от косяка, а не от слез.

— Просто догадываюсь. — Она вытащила из своего рюкзака банку колы, открыла, сделала глоток, передала Максу. — Так зачем ты хотел, чтобы я пришла сюда?

Макс смотрел на нее так пристально и долго, что ей стало не по себе. Может, он собирается сказать, что она ему нравится? Или пригласить ее куда-нибудь, вместо того чтобы сидеть в этой дурацкой норе. Она с удовольствием сказала бы своему отчиму, что у нее настоящее свидание. И настоящий бойфренд. Ей нравилось, как это звучит. Бойфренд.

— Ну? — Дэйна взяла банку у него из рук, встала и оглядела коробки. — Не боишься, что кто-нибудь сопрет? — Фены, выпрямители для волос, блендеры, кофе-машины, обогреватели, велосипедный шлем, гриль, тостер, сани, огромная мягкая игрушка — верблюд или медведь, — набор для рисования… Она не видела, что в самом низу, но что-то большое.

— Ага, — ответил Макс.

— Ага — что? — От созерцания коробок Дэйну охватило приятное рождественское возбуждение — почти такое же, как когда она вдыхала запах новой книги.

— Ага, я плакал.

Дэйна повернулась к нему.

— Почему? — Она поставила банку с колой и взяла его за руки. Они были очень тонкими.

Макс пожал плечами, словно признавая свою вину. Она поняла, что он не хочет об этом говорить.

— А давай пойдем в кино? Или… или в библиотеку.

Дэйна посмотрела в сторону и почесала шею.

— Ты такой глупый. Совсем необязательно изображать из себя крутого мужика только потому, что я видела, как ты плачешь.

— Я не изображаю.

Неловкую тишину разорвал влетевший на мост поезд. Домик, коробки, даже их кости затряслись от грохота.

— Я не хочу в библиотеку. Лучше в кино. — Дэйна допила колу.

Макс закивал так сильно, что, казалось, у него голова оторвется.

— Я плакал не потому, что боялся пригласить тебя на свидание.

— Я знаю, — сказала Дэйна. Она вдруг вспомнила, как маленькая Лорелл, когда ее в очередной раз отшлепают, несется вверх по лестнице, чтобы всласть поплакать у Дэйны на кровати. — Я знаю.

Дэйна, босая, по потертому ковру подошла к лестнице, оперлась о липкие перила. Опять этот полицейский здесь. Мать ворвалась к ней в комнату без стука и вытащила за руку в коридор.

— Иди вниз и сама разговаривай с ним, чего бы ты там ни натворила.

Немытые волосы, седые у корней и рыже-каштановые на концах, спутанными прядями падали на голые плечи. На ней была мужская жилетка. В школе девчонки говорили, что мужчины, которые носят такие жилетки, бьют своих жен. Только у них в семье жилетку носит мать. Дэйна подумала, что в ней мать похожа на тощего педика.

— Я ничего не сделала.

Перед глазами все расплывалось от слез. Она не знала, сколько часов проплакала. Никому ничего не объяснишь. Его тело уже остыло? А внутренности вытекли наружу? Она как-то пролистала вперед учебник по биологии и прочитала про разложение.

— А он, похоже, думает иначе. Иди сама с ним объясняйся.

Мать подтолкнула ее к двери гостиной, развернулась и скрылась на кухне. Разве по закону не полагается общаться с полицейскими в присутствии родителей?

— Привет, Дэйна. Решил узнать, как ты.

Голос у него добрый, но она понимала, что на самом деле ему на нее наплевать. На этот раз он был не один. Дэйна переводила взгляд с одного полицейского на другого. Оба мужчины, оба в штатском.

— Как я? А как вы думаете? Мой лучший друг умер.

Она села на диван, обитый зеленым велюром. Этот диван у них уже целую вечность. Лорелл писала на него, проливала на него молоко, здесь ее тошнило, здесь они ели перед телевизором, здесь ее мать и Кев занимались сексом. Наверное, именно на этом диване была зачата Лорелл.

— Я хотел бы, чтобы ты рассказала мне все, что знаешь о жизни Макса. Но прежде всего я прошу тебя подробно рассказать обо всем, что произошло сегодня. Очень важно не терять времени.

Как это случилось, что одно апрельское утро перевернуло всю вселенную?

— Думаете, Макс проснулся сегодня, зная, что не доживет до вечера? — Дэйна подошла к окну и уставилась на улицу. Грязное стекло тут же запотело от ее дыхания. Небо было затянуто тучами. Моросил дождь. Безумие. Просто безумие.

— Я…

— Думаете, он позавтракал или решил, что в этом нет смысла? И что не имеет значения, что он не дописал сочинение? Как считаете, он думал об этом?