Дуглас Престон - Наваждение

— Спасибо, Джадсон. Прости, что огорошил правдой. К сожалению, у меня не было времени тебя подготовить.

— Я понимаю.

Доктор проводил их через коридор в переднюю.

— Постой, — начал он и осекся. Маска сдерживаемого гнева спала, на красивом лице отразилась сумятица чувств: неукротимая ярость, страдание, опустошение. — Помнишь, что я сказал? Я тоже хочу… я должен…

— Джадсон, — быстро заговорил Пендергаст, беря его за руку. — Послушай, я понимаю твое горе и гнев, но… В общем, этим делом займусь я.

Джадсон нахмурился, потом яростно дернул головой.

— Я тебя знаю, — мягко, но настойчиво продолжал Пендергаст. — И должен предупредить: не бери правосудие в свои руки. Прошу тебя.

Эстерхази перевел дух и ничего не ответил. Наконец Пендергаст коротко кивнул и вышел в ночь.

Закрыв за гостями дверь, Эстерхази минут пять простоял в темной передней, все еще тяжело дыша. Затем, оправившись от потрясения и гнева, он быстро отправился к себе в кабинет, подошел к оружейному шкафу, отпер его со второй попытки, от волнения уронив ключ. Коснулся начищенных до блеска винтовок и дрожащими руками снял со стойки «Холланд и холланд ройал делюкс» с выполненным на заказ оптическим прицелом «Леопольд» серии VX–III. Внимательно оглядев винтовку, он поставил ее на место и тщательно запер шкаф.

Пусть Пендергаст сколько угодно вещает о силе закона, но пора Джадсону и самому во всем разобраться, потому что лучший способ достичь результатов — это провести расследование самостоятельно.

Новый Орлеан

Пендергаст подогнал «Роллс-ройс» к частной парковке на Дофин-стрит, ярко освещенной натриевыми лампами. Охранник с оттопыренными ушами и помятой физиономией закрыл ворота и протянул Пендергасту талон, который тот засунул за солнцезащитный щиток.

— Налево и в самый конец, место тридцать девять, — проревел охранник с сильным местным акцентом, пуча глаза на «роллс-ройс». — Или ладно, ставьте на тридцать второе — там просторнее. За повреждения мы ответственности не несем. Можете, если хотите, поставить у Лассаля на Тулуз-стрит, там у них крытый гараж.

— Благодарю, я предпочитаю здесь.

— Как угодно.

Пендергаст провел автомобиль по тесной стоянке и поставил на указанное место. И он, и д’Агоста вышли. Парковка находилась как бы в замкнутом пространстве: со всех сторон ее окружало пестрое сборище старых домов.

Стояла теплая зимняя ночь; несмотря на поздний час, по тротуарам бродили юноши и девушки, прихлебывали пиво из пластиковых стаканов, смеялись, переговаривались, галдели. С улиц доносился приглушенный гул: смесь возгласов, криков, автомобильных гудков, джазовой музыки.

— Обычная ночь во Французском квартале, — сказал Пендергаст, прислонившись к машине. — Через квартал находится Бурбон-стрит — именно там сильнее всего проявляется моральное разложение местных жителей. — Он глубоко вдохнул ночной воздух, и на бледном лице появилась странная полуулыбка.

— Так мы идем? — не выдержал д’Агоста.

— Минутку, Винсент. — Пендергаст закрыл глаза и снова медленно вдохнул, словно пробуя воздух этого места.

Д’Агоста ждал; он напомнил себе, что странности его друга, его непонятные перепады в настроении потребуют терпения — и немалого. Однако дорога из Саванны была долгой и изматывающей — Пендергаст, судя по всему, держал тут такой же «роллс-ройс», как и в Нью-Йорке, — и лейтенант страшно проголодался. К тому же он давно мечтал выпить пива, а бредущие мимо бездельники с запотевшими стаканами не прибавляли хорошего настроения.

Прошла минута. Д’Агоста прокашлялся. Пендергаст открыл глаза.

— Так вы покажете вашу берлогу? — спросил д’Агоста. — Или хоть то, что от нее осталось?

— Разумеется. — Пендергаст повернулся к нему. — Здесь — одна из старейших частей Дофин-стрит, самый центр Французского квартала — настоящего Французского квартала.

Д’Агоста что-то проворчал. Служитель на другой стороне стоянки поглядывал на них с некоторым подозрением.

— Вот этот, к примеру, прекрасный особняк в неоклассическом стиле, — объяснил Пендергаст, — построил один из самых известных первых архитекторов Нового Орлеана, Джеймс Галлье-старший.

— Здесь, похоже, теперь гостиница, — заметил д’Агоста, глядя на вывеску.

— А вон то великолепное здание — знаменитый дом Ле Претра. Построили его для некоего зубного врача, который приехал сюда из Филадельфии еще во времена испанцев. В тысяча восемьсот тридцать девятом году его купил плантатор по имени Ле Претр за двадцать с лишним тысяч долларов — в ту пору целое состояние. Он принадлежал семье Ле Претр до семидесятых годов прошлого века, но потом семья пришла в упадок. Теперь здесь видимо, дорогие квартиры.