Дэнни Тоби - Закрытый клуб

Я прошел полкоридора, ведущего к лифтам, когда за моей спиной Бернини пробормотал себе под нос что-то странное.

— Может, V&D?

V&D? О чем это он?

— Посмотрим, — сказал второй голос.

Я оглянулся, но увидел только закрывающуюся дверь.

— В своем кабинете?! — Найджел откинулся на стуле в общей студенческой гостиной, деловито потирая яблоко о лацкан костюма-тройки. — Приятель, да ты родился под счастливой звездой!

— Найджел, тебе кто-нибудь говорил, что лексикон у тебя как в фильмах сороковых годов?

— Джереми, я человек эпохи Возрождения в век специализации.

— Я даже не знаю, что это значит.

Найджел засмеялся и похлопал меня по спине. Его добродушие было заразительным — незнакомые парни посматривали на нас с диванов вокруг и улыбались. Большинство студентов занимались, кое-кто кружил у окна, следя за шахматной партией.

— Райан Грун. — Найджел кивнул на одного из игроков. — Национальный чемпион по спортивным шахматам в своей возрастной группе. Может играть, не глядя на доску.

— Найджел, а ты сам откуда?

— Родился в Англии. Отец — дипломат, мать — американская актриса, Пенни Джеймс, слышал? Нет? Она была очень известна в семидесятые. В общем, я вырос в Лондоне и Коннектикуте, учился в Принстоне, а теперь — здесь.

Я представил Найджела малышом на пляже, радостно плещущимся в воде, а все взгляды устремлены на красавицу американку, лежащую под зонтом. А на заднем плане его отец в белом костюме и канотье говорит по телефону, который держит для него официант на серебряном подносе. В лице Найджела соединились четкие волевые черты дипломата и грациозная миловидность кинозвезды. Теперь стало понятно отчего.

— Знаешь, — сказал Найджел, — я хочу тебе кое-что показать.

Он вынул из портфеля книгу.

— С твоего разрешения, — продолжил Найджел, — я хочу куда-нибудь пригласить Дафну, пока ты не запустил в нее свои когти. Конечно, она мне откажет, но я не из тех, кто в восемьдесят лет перебирает упущенные возможности и гадает: а что, если бы я тогда?.. Что скажешь?

Признаюсь, намерение Найджела пригласить Дафну вызвало у меня ревнивую досаду — ведь на лекции она смотрела на меня! С другой стороны, Найджел и Дафна вместе — это реально. А вот Дафна и я…

— Да отчего бы и нет? — ответил я.

— Отлично! Молодец! Вот что я подарю ей как символ моих намерений.

Он показал книгу, на вид старинную, в кожаном переплете с золотым обрезом. Это было собрание эссе.

— Найджел, неужели ты хочешь подарить Дафне именно это? — удивился я.

— А что такого? — Он слегка обиделся.

— Ничего, ничего, очень мило. Она наверняка обожает политическую теорию. Но не выбрать ли что-то более романтичное, цветы, например?

Найджел ухмыльнулся и покачал пальцем у моего носа.

— Еще и Казанова! Так я и сделаю. Непременно цветы. Блестящая мысль.

Я покачал головой и сменил тему:

— Найджел, можно задать тебе вопрос?

— Любой.

— Ты слышал когда-нибудь о V&D?

Найджел поднял глаза от яблока, которое полировал о пиджак, и через секунду ответил:

— Нет. — И улыбнулся легко и непринужденно. — В выходные я приглашаю на обед друзей. Хочешь прийти?

— Найджел, ты слышал мой вопрос? V&D. Ты должен это знать. С твоей-то эрудицией ты, по-моему, знаешь все…

— Нет, никогда не слышал. — Найджел поднялся и откусил от своего яблока. — Пойду, пожалуй, посмотрю, как Грун сотрет в порошок этого молодого человека, а потом прогуляюсь. Подумай об обеде. Обещаю хорошее вино.

Когда-нибудь любопытство убьет меня. Если мне в голову западет мысль, я не умею от нее избавиться. Что такое эти V&D? Почему Найджел повел себя так странно, едва я упомянул о них? Он же такой всезнайка. V&D — единственное, чем он не горел желанием хвастаться.

Я поискал в Интернете, но ничего полезного не нашел, в основном попадались сайты о венерических болезнях. Крупнейшая в мире библиотека была в пятистах ярдах от моей комнаты, но и там мне ничем не помогли.

Вечером я встретился со своим старым другом Майлсом Монро. Он сидел за столиком на двоих в темном углу «Богатого бездельника», паба рядом с моим общежитием. Майлс отличался волчьим аппетитом. Я нашел его с пинтой «Гиннесса», несколькими пустыми кружками, корзиной луковых колец, глубокой тарелкой жареной картошки, сигарой, дымившейся на пепельнице, и носом, глубоко утонувшим в толстом томе эссе Дюркгейма. У стола стояла его кожаная сумка, раздувшаяся от книг. Майлс — гигант шести футов семи дюймов, и у него комплекция человека, с утра до вечера поглощающего философию и луковые кольца. С такими привычками он рискует не дожить до сорока, но Майлс ни в чем себе не отказывает.