Макс Коллинз: Секретные материалы: Хочу верить

Как ее потрясла находка окровавленного телефона, было Скиннеру понятно, и он только сказал ей:

— Первым делом успокойся. Остановись и подумай.

Он был прав, но у нее не получалось — Бог ты мой, она дышала часто и глубоко и остановиться не могла! «Возьми себя в руки!» — приказала она себе.

Скиннер бережно, но твердо взял ее за плечи:

— Послушай, он жив и здоров. Иначе быть не может. Посмотри на место происшествия. Стань снова следователем.

Она проглотила слюну, кивнула, повернулась обратно и посмотрела на разбитый автомобиль, который осторожно и умело тащила лебедкой вверх афроамериканка за рулем буксировщика.

Скиннер задумчиво подошел к Скалли, зашагал рядом с ней:

— Он как-то вылез из машины там, внизу… а если вылез, наверняка на гору влез…

— Соглашусь, — сказала она спокойнее. — Но куда он мог пойти?

Тонкие губы Скиннера дернулись — не улыбнулись, но и не сжались. Просто показали, что он понятия не имеет, каков будет ответ на ее вопрос.

Как и сама Скалли.

В то время как Дана Скалли и Уолтер Скиннер гадали, где может быть этот чертов Фокс Малдер, Янка Дацишин, идя по вытоптанной до грунта тропе вокруг соединенных передвижных домов, гадал о том же самом, хотя имя Фокса Малдера ничего бы ему не сказало.

Он определил Малдера как агента ФБР и сейчас решил, что этот тип каким-то тем или иным оружием развалил голову (ну, одну из голов) убитого двухголового пса.

Продолжая поиски, русский миновал собачий лаз, скрывавший ответ на его вопрос: Малдер заполз в этот темный туннель, сделанный для собак, но принявший, хотя и в тесноте, окровавленного, замерзшего и усталого бывшего агента ФБР.

Он прополз по туннелю и вынырнул на тесной псарне, где дремало сколько-то вполне одноголовых собак. Не желая их будить и оповещать так о своем прибытии, он осторожно встал на ноги и оглядел обстановку.

Тут же его внимание привлек пластиковый занавес, отделяющий псарню от соседнего ярко освещенного помещения, где двигались какие-то тени и слышались фразы — Малдер узнал русский язык, хотя смысла не понимал. Но кое-что он понял сразу же: один из тех, кто там за занавесом, отдавал приказы, остальные четко на них реагировали. Вот это было ясно.

Еще он заметил клетку побольше — деревянный ящик с вентиляционными просверленными отверстиями, с открытой дверью, за которой валялось на дощатом полу смятое одеяло — эта клетка была не для собак, а явно для человека. И Малдер понял: что бы там ни происходило за этим занавесом, прекратить это следует немедленно.

Окровавленный и грязный, раздетый до черной футболки и джинсов, бывший агент рванулся сквозь занавес, занося монтировку для удара.

Он едва успел осознать причудливую обстановку операционной, когда рявкнул треснутым, но властным голосом:

— Немедленно прекратить! И все назад! Все отошли назад!

Малдер шагнул вперед, и монтировка в занесенной руке отлично подчеркивала серьезность его слов. Перед ним стоял высокий пожилой… врач, очевидно: в медицинском халате, шапочке и в хирургической маске, и еще двое ассистентов или фельдшеров — мужчина и женщина, тоже в хирургических масках, поверх которых на Малдера глядели круглые, пораженные глаза.

Эта медицинская тройка попятилась перед Малдером, и высокий пожилой врач стал кричать на него по-русски.

— Молчать! — рявкнул Малдер.

Но доктор продолжал говорить, кричать, наполнять воздух непонятной русской речью, а Малдер вдруг в ужасе увидел двух пациентов, которыми был занят этот «врачеватель».

На операционном столе лежала отделенная от тела голова, мужская голова, а именно голова Франца Томчезина. Его бизнес с донорскими органами дошел до логического конца. Пластиковые трубки соединяли голову этого человека с шеей голой женщины, плававшей без сознания, или почти без сознания, в большой пластиковой ванне, полной бесцветной ледяной воды, и кровь пульсировала в этих трубках. Тело пропавшей (и найденной теперь) Черил Каннингэм поддерживало жизнь в отрезанной голове Франца Томчезина.

А доктор продолжал вопить по-русски.

— Молчать! — возвысил голос Малдер и потряс монтировкой. — Черт побери, я же велел молчать! Кто говорит по-английски? — Он посмотрел на ассистентов. — Кто-нибудь тут по-английски говорит?

Доктор снизил тон слегка, но все равно продолжал что-то гневно излагать по-русски, а двое его ассистентов только таращились на Малдера тупо.