Тэми Хоуг - Ночные грехи

Она могла закрыть глаза и чувствовать его вес в своих руках. Чувствовать его маленькое теплое тельце рядом с собой. Его волосы пахли солью. Его ресницы почти касались щек, невероятно длинные и густые. И она чувствовала свою любовь к нему до щемящей боли в груди. Ее ребенок. Красивый маленький человек, созданный и взлелеянный в любви. И в тот момент она чувствовала, что все ее надежды и все ее мечты заключены в нем, и только в нем. Прекрасные мечты. Замечательные мечты.

Мечты, которые кто-то украл. Джоша нет. Ее руки пусты. Все, что у нее осталось, — эти фотографии и воспоминания.

Легкий стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Она выжидательно посмотрела на дверь, еще один волонтер из группы поиска пропавших детей засунул свою голову в комнату. Еще одно незнакомое лицо из еще одного города, о котором она никогда не слышала.

— Я принесла вам немного горячего шоколада, — как бы извиняясь за свое вторжение, тихо сказала женщина.

Ханна дала бы ей лет сорок, среднего роста, с соблазнительными бедрами и почти с полным отсутствием бюста. Ее каштановые волосы походили на растрепанную ветром копну, неопрятная челка то и дело закрывала очки без оправы. Терри, какая-то Терри… Имена влетали в одно ухо, и тут же вылетали из другого. Ханна не прилагала никаких усилий, чтобы запоминать их. Они приходили, чтобы предложить поддержку, сочувствие или сопереживание и дружбу, но она не хотела иметь ничего общего с ними. Это был их клуб, стать членом которого у нее не было никакого желания.

— Ваш муж выступает по телевизору, — сказала Терри Какая-то, поставив кружку с какао на тумбочку. — Я подумала, что вы, может быть, хотите это знать.

Ханна покачала головой. Терри промолчала. Она стояла спиной к стене рядом с дверью, засунув руки в карманы коричневых вельветовых брюк. В ожидании чего-то, возможно, ответа. Ханна сказала себе еще раз, что не хочет разговаривать с этой женщиной, но необходимость заполнить тишину оказалась сильнее ее решения.

— Они просили и меня прийти, — сказала она, глядя в окно на холодную темную ночь. — Я не хочу иметь ничего общего с этим. Я не собираюсь выставлять свои чувства на всеобщее обозрение. — Ни капли осуждения не появилось на лице женщины. Она не произнесла ни слова, как будто по какой-то причине знала обо всем больше. — Люди ждали, что я приду. Я точно это знаю. — Слова выплеснулись, как признание вины. — Они ждали, что я буду и на митингах, и на молитвенных бдениях, и на телевидении. Но я не хочу быть слабой перед ними, а я знаю, что не смогу быть сильной. Я не могу быть такой, какой они хотят меня видеть. Не сейчас. — И вина от невозможности оправдать ожидания сотен людей навалилась на нее дополнительным грузом, тяжелой добавкой к бремени, уже сокрушающем ее.

— Все так, — сказала Терри невозмутимо. — Не беспокойтесь о том, что кто-то еще хочет от вас. Вы не должны идти на телевидение, если чувствуете, что это не для вас. Каждый из нас делает, что считает нужным, чтобы пройти через кошмар. Возможно, вашему мужу помогает эта встреча на телевидении.

— Я не знаю.

На мгновение в комнате повисла тишина.

— Мы не ладим последние дни.

— Да, это тяжело. Вы изо всех сил делаете, что можете. Постарайтесь удержать частицы ваших отношений и не волнуйтесь, что не сложите их вместе позже. А сейчас вам действительно важно просто пройти через это.

Ханна перевела взгляд на фотоальбом с улыбающимися изображениями сына, лежащий на столе. Она сделала бы все, что угодно, отдала бы все на свете, только бы вернуть его назад. Она подумала об Оли Свэйне, сидящем в тюремной камере. Какие тайны он все еще скрывает? Ну должен же он когда-нибудь раскрыть их! Невыносимое чувство ожидания переполняло ее. Что он знает? Что он скажет? И когда он расскажет все секреты, закончится ли все это?

— Эта неизвестность! — простонала Ханна. Она прижала ладони к глазам, пытаясь сдержать слезы, но они тем не менее хлынули потоком. — Господи! Я не могу этого выдержать! Я больше не могу оставаться в неизвестности!

Рыдая, она бросилась к стене и ударила по ней кулаком. Она продолжала колотить по ней снова и снова, не обращая внимания на боль. И когда выброс адреналина прекратился, Ханна прижалась к аккуратно нарисованной на стене фреске, на которой мальчики играли в бейсбол, и зарыдала. Она не двигалась, пока не почувствовала прикосновение руки к своему плечу.

— Я понимаю, — тихо сказала Терри. — Мой сын был похищен, когда ему было двенадцать лет. Он возвращался из кинотеатра. Мы жили в Айдахо тогда, в городе, очень похожем на этот, такое же тихое, безопасное место. Но не настолько безопасное, как оказалось. Я думала, что неизвестность убьет меня. И временами я жалела, что этого не произошло, — призналась женщина.