Максим Шаттам - Теория Гайи

— Это связано с их детством, да?

Бен, который интересовался этой темой, когда занимался изучением динамики поведения, снисходительно посмотрел на своего собеседника:

— В настоящее время, несмотря на исследования, потребовавшие несколько десятков лет, ни один эксперт не может с уверенностью определить механизмы, которые превращают человека в серийного убийцу. Раньше думали, что это связано с травмой, полученной в детстве: с насилием и грубым обращением, которые заставляют человека замыкаться в себе, терять эмоциональные ориентиры и перестраивают психику в соответствии с неустойчивой окружающей средой. Но нельзя не отметить, что большинство детей, перенесших подобные ужасы, не становятся серийными убийцами. Девяносто девять и девять десятых процента жертв вырастают в тяжелых условиях и не превращаются в монстров. К счастью для них и для нас. В то же время все больше случаев, когда серийным убийцей становится человек, не подвергавшийся в детстве никакому насилию, а некоторые из них жили в очень хороших условиях. Многие преступники выдумывали ужасы про перенесенные в детстве травмы, чтобы вызвать сочувствие. Поэтому гипотеза Грэма интересна: она могла бы объяснить, что такое серийный убийца.

Жак Фрежан пожал плечами:

— Вы сказали, что их нельзя вылечить, но можно постараться их понять, чтобы найти решение… скажем, терапевтическое!

— Нельзя изменить натуру. Как бы вы ни хотели, вам никогда не удастся поменять вашу гетеросексуальность на гомосексуальность, даже если вам прикажут. Такое поведение заложено очень глубоко в нас. Это все равно что в одночасье поменять свои вкусы, возненавидеть, к примеру, голубой и полюбить желтый, это значит все перевернуть, и это невозможно! Я могу привести статистику: за последние годы было зарегистрировано двести девяносто восемь серийных убийц, которые по той или иной причине были пойманы, а затем выпущены на свободу в связи с окончанием срока заключения, были освобождены из-за нарушения порядка судопроизводства и так далее. Как вы думаете, сколько из них принялись за старое?

— Ну, половина, наверное?

— Все двести девяносто восемь. Убивать — это их суть, потребность, это заложено глубоко внутри, они не могут остановиться.

Гнетущая тишина повисла в комнате. Ее нарушал ветер, бивший в окно. Фанни повернулась к Петеру:

— Вы постоянно говорите, «Грэм делал», «Грэм надеялся», а для вас все это закончилось? Задавая вам этот вопрос, я превращаюсь в адвоката дьявола, но все же, вы что, собираетесь сидеть сложа руки? Поскольку Грэм изложил вам свою теорию, значит, он считал ее жизненно важной для человечества и хотел, чтобы вы хорошенько подумали, прежде чем все уничтожить.

— Его методы неприемлемы, Фанни. И еще хочу сказать вам, я думаю, что его теорию можно принять во внимание, но ее следует подвергнуть анализу международных экспертов. И только так можно прийти к какому-то решению.

— Но ведь нельзя же сказать всему миру, что мы все передаем гены нашего собственного уничтожения, это же будет анархия!

— Не нам судить! Грэм похитил людей, преступники они или нет, он их пытал, и я не могу это так оставить. А что касается остального…

— Будущее покажет? Да? — заключила Фанни с некоторой долей разочарования.

Петер внимательно посмотрел на нее. Бен вмешался, чтобы снять напряженность:

— У нас еще полно дел до обеда, а не приняться ли нам за работу?

Жак согласился, но Фанни встала, собираясь выйти.

— Мне нужно в туалет, — извинилась она.

Петер заметил, что ее лицо пылало от гнева, ей необходимо было успокоиться и умыться холодной водой. Он вновь принялся сортировать папки.

Он поработал еще пять минут, и Фанни вернулась.

Когда она переступила порог комнаты, в ее руке было оружие.

Голова гудела от боли.

Мощный низкочастотный звук исходил откуда-то из затылка и растекался по волосяному покрову, охватывая ее мозг. Чем больше шум погружался в серое вещество, тем сильнее его было слышно, и Эмме казалось, что какая-то сверхъестественная сила стискивала внутреннюю часть ее головы. Точечная боль, вначале смутная, пульсировала, разрасталась, а затем сконцентрировалась в одном месте: в самом центре мозга. Ей было так плохо, что у нее заболели глаза.

Она не могла поднять веки.

Звуки тоже были искажены, слышались где-то вдалеке. Все кружилось, Эмме казалось, что она словно белка крутится в колесе, голоса перемещались сверху вниз, вперед назад и все повторялось.