Нельсон Демилль - Без права на пощаду (Школа обаяния)

– Поясного времени?

– Да. Видите ли, он живет в восточном поясном времени. Он никогда не покидает его и фактически ограничивается двадцатью градусами широты в пределах этого пояса. Он свободно сменит почтовые индексы, однако пытается остаться в пределах своего междугородного телефонного кода.

– Вы серьезно? – спросила Лиза.

– Абсолютно.

– Какая интересная семья. И вы все близки?

– Существуют, конечно, узы. А вы? Расскажите мне о себе, Лиза.

Она сделала вид, что не расслышала, и сказала:

– По-моему, я что-то слышала о жене.

– О жене? Ах да, Кэтрин. Она уехала в Лондон за покупками.

– Похоже, она уехала почти на полгода.

– Да, разве это слишком долго?

– Вы в официальной разлуке?

– В неофициальной.

Казалось, Лиза хотела продолжить, но вместо этого она молча налила себе еще вина.

К столу подошла хозяйка, и они начали обсуждать меню. Лиза заказывала и для себя, и для Холлиса.

– Здесь цена неизменная. Всего три рубля. Меню меняется каждый час. Правда, лучше, чем в этих больших ресторанах, где тебе постоянно намекают, что у них нет ничего из того, что ты заказываешь. – Она отломила кусочек лаваша и положила половинку к себе на тарелку. – Значит, вы изучали болгарский? Вот мне к показался ваш русский довольно странным. Я не имею в виду американский акцент.

– Я также говорю немного по-польски.

– Вы же объездили весь Восточный блок.

Холлис кивнул:

– Существует некая догма, что только русский способен говорить на русском языке. Вот Сэз Айлеви почти совершенен. Если бы он попытался выдать себя за русского, то москвич решил бы, что он ленинградец.

– Возможно, по телефону, да. Но тут главное в русской сути, а не в языке. Собственно, то же самое происходит с любой национальностью, однако русские отличаются от других своеобразной неповторимостью. Вы когда-нибудь замечали, что русские мужчины при ходьбе опускают плечи.

– Я обратил на это внимание.

– И выражение лица у них иное, и манеры. Чтобы быть русским, нужно полностью владеть национальным и культурным опытом, – говорила Лиза. – Никто из нас – ни я, ни вы, ни Сэз – не сумеет выдать себя за русского, равно как не сможет сойти за жителя Востока.

– Я нахожу в ваших словах какой-то русский мистицизм, мисс Питятова. Но меня интересует, возможно ли это вообще? Я имею в виду, можно ли получить правильное воспитание, ассимилироваться с культурой и тому подобное... Смог бы американец сойти за русского в группе русских? И сможет ли русский сойти за американца на приусадебном участке за барбекю [10]?

Лиза на какое-то время задумалась.

– Возможно, на время, если никто не будет специально выискивать самозванца. И не очень тщательно наблюдать. И все-таки, наверное, что-нибудь выдаст этого человека.

– Да? А что, если русский, который уже знает английский, приедет в специальную школу? В школу с американским инструктором. Нечто вроде... пансиона благородных девиц? Полное «погружение» в быт и нравы Америки, скажем, на год или более. Получилась бы совершенная копия американского инструктора?

– Инструктору и ученику пришлось бы полностью отдаться этой работе... И у американца должна быть очень веская причина, чтобы заниматься с этим... Мы говорим о шпионах, не так ли, Сэм?

– Вы – да. А я – нет. Однако вы весьма проницательны. – Холлис сменил тему: – Ваш русский – грамматически совершенен. У вас превосходная разговорная речь и выражения. Но я заметил, что ваш акцент, разговорный ритм и лексика не московские, и говорите вы не так, как если бы изучали русский в Монтеррее или Висбадене.

– Нет, я не ходила в наши школы. Русскому меня учила бабушка.

– Эвелина Васильевна Питятова?

– О, вы обратили внимание. Странно для мужчины.

– Я шпион. И прислушиваюсь.

– А также наблюдаете и подшиваете в дела. Все равно, моя бабушка была удивительной женщиной. – Лиза затушила сигарету и продолжала: – Я родилась и росла в Си Клифф, аккуратном городке с викторианскими домами на северном берегу Лонг Айленда. В Си Клифф возникла крупная русская община, еще в царские времена. После революции и гражданской войны прибыла вторая волна эмигрантов, среди которых были мои дед с бабкой. Им было немногим больше двадцати, и они недавно поженились. Мой прадед был царским офицером и погиб в бою с немцами, так что мой дед, Михаил Александрович Питятов, унаследовал поместье и титул, что в то время накладывало определенные обязанности. Родителей моей бабушки уже арестовали и расстреляли местные большевики, а мать Михаила – моя прабабка – застрелилась сама. Родственников с обеих сторон семьи разбросало по всей России, они собирались уехать или уже уехали. Поэтому, почувствовав, что бал окончен, Михаил с Эвелиной забрали драгоценности, золото и бежали. Они прибыли в Америку не нищими. Михаил с Эвелиной закончили жизнь в Си Клиффе, далеко-далеко от Волги.