Марек Краевский - Пригоршня скорпионов, или Смерть в Бреслау

Мок сознательно позволял постепенно проявляться раздражению. Он любил такую ситуацию, когда контролируешь волны эмоций и в любой момент можешь дать им выход.

— Вы следствие ведете или составляете мою психологическую характеристику? — рявкнул он. Но разыграл он это довольно скверно: Анвальдт ничуть не испугался. Мок не знал, что крик на молодого человека не действует. Слишком часто он слышал его в детстве.

— Извините, — сказал Анвальдт. — Я не хотел вас обидеть.

— Сынок, — Мок, удобней устроившись на стуле, вертел на пальце обручальное кольцо и мысленно составлял характеристику Анвальдта, — будь у меня такая тонкая кожа, я не смог бы прослужить в полиции без малого двадцать пять лет.

Мок сразу же заметил, что Анвальдт всего лишь изображает смирение. И это до такой степени его заинтриговало, что он решил принять участие в этой тонкой игре.

— Вы совершенно зря извинились. Тем самым вы проявили свою слабость. Дам вам хороший совет: всегда скрывайте свои слабые места, но обнаруживайте их у других людей. И тогда считайте, что этих людей вы поймали. Вы знаете, что означают выражения «иметь нечто на кого-то» или «держать кого-то в тисках»? Для одного тиски — страсть к азартным играм, для другого — гармонически сложенные эфебы, а еще для кого-то — еврейское происхождение. Закручивая такие вот тиски, я выигрывал несчетное количество раз.

— Значит ли это, что вы можете теперь использовать мою слабость против меня? Что можете схватить меня в клещи страха?

— А зачем мне это делать?

Анвальдт перестал изображать покорность. Разговор этот доставлял ему огромное удовольствие. Он чувствовал себя как представитель редкой научной дисциплины, который в поезде случайно встретил другого знатока этой науки и старается не считать стремительно пролетающих станций.

— Зачем? Но я же заново начинаю вести расследование, которое вы завершили с ошеломляющим успехом. (Насколько мне известно, успех этот весьма способствовал твоей карьере.)

— Ну так и веди расследование, а не устраивай мне психологическую вивисекцию! — Мок решил снова слегка разозлиться.

Анвальдт сидел, обмахиваясь экземпляром «Бреслауэр цайтунг». В конце концов он рискнул:

— Я и веду. И начал с вас.

В кабинете зазвучал искренний смех Мока. Анвальдт робко вторил ему. В соседнем кабинете Форстнер безрезультатно пытался подслушивать через стену.

— Ты мне нравишься, сынок. — Мок допил чай. — Если возникнут какие-то трудности, звони мне в любое время дня и ночи. У меня имеются тиски почти на каждого в этом городе.

— Но на меня еще нет? — Анвальдт прятал в бумажник элегантную визитную карточку.

Мок встал, давая понять, что считает разговор завершенным.

— Поэтому ты мне еще больше нравишься.

Кабинет Мока в его пятикомнатной квартире на Редигерплац, 1, был единственным (если не считать кухни) помещением, выходящим на север. Летом только здесь можно было найти приятную прохладу. Криминальдиректор доел обед, принесенный ему из ресторана Граека, расположенного по ту сторону двора его дома. Он сидел за столом и пил холодное пиво Хезельбаха, которое только что достал из кладовой. Как обычно после еды, он курил и читал книгу, вытащенную наугад из книжного шкафа. На сей раз Мок выбрал произведение запрещенного автора — «Психопатологию повседневной жизни» Фрейда. Он читал фрагмент об оговорках и постепенно начинал клевать носом, как вдруг до него дошло, что сегодня он обратился к Анвальдту «сынок». До сих пор Мок ни разу так не оговаривался. Он считал себя человеком исключительно скрытным и под влиянием Фрейда был убежден, что именно обмолвки раскрывают наши тайные потребности и желания. Самой большой мечтой Мока было иметь сына. Он развелся с первой женой через четыре года после свадьбы, после того как она изменила ему, ибо не в силах была больше терпеть его все более грубых обвинений в бесплодности. После нее у него было много женщин. И если бы какая-нибудь из них забеременела, он без колебаний женился бы на ней. Увы, каждая очередная любовница бросала хмурого невротика и уходила к другому, создавая с ним более или менее счастливую семью. И у всех у них были дети. В возрасте сорока лет Мок по-прежнему не верил в собственную бесплодность и все так же искал мать для своего будущего сына. Наконец нашел бывшую студентку медицинского факультета, которую родители прокляли за внебрачного ребенка. Девушку исключили из университета, и она стала содержанкой богатого скупщика краденого. Мок допрашивал ее по какому-то делу, в котором был замешан этот скупщик. Через несколько дней Инга Мартенс переехала в квартиру на Цвингерштрассе, которую Мок снял для нее, а скупщик краденого, после того как Мок зажал его в тиски, с величайшей охотой переселился в Легниц и забыл о своей любовнице. Мок был счастлив. Каждое утро он приходил к Инге на завтрак после усиленной тренировки в бассейне, соседствующем с ее домом. По истечении трех месяцев счастье его достигло зенита: Инга забеременела. Мок принял решение вторично вступить в брак; он поверил в старую латинскую пословицу, что любовь все побеждает — amor omnia vincit. А еще через несколько месяцев Инга съехала с квартиры на Цвингерштрассе и родила второго ребенка от своего преподавателя доктора Карла Мейснера, который к тому времени получил развод и женился на своей любовнице, а Мок утратил веру в любовь. Он перестал жить иллюзиями и вступил в брак с богатой бездетной датчанкой, ставшей его второй и последней женой.