Андрей Измайлов - Трюкач

Ряба уходил дальше и дальше. Не нагнать.

Нагнать Рябу мог только долгожданный поезд, вызверившийся из тоннеля. Нагнал и перегнал, снижая скорость, замирая, как и положено, у зеркала. Посадка, граждане пассажиры.

Ряба вопил неугомонно:

– Он! Держите его! Не пускайте его!

Кого держать? Кого не пускать? Помимо геев, на станции поднабралось приличное количество просто пассажиров. Вертели головами, на всякий случай отворачивались – не наше дело.

А Ломакин выпутывался из кучи малы, попутно отдирая от себя мертвую хватку завитого организма – инстинкт самосохранения включился у завитого раньше сознания: держись, а то – на рельсы, а они под напряжением, а еще и поезд!

Но тот же инстинкт сработал – пальцы разжались, как отрубило… нащупали и – разжались…

– У него пистолет! – завопил теперь уже и завитой. – Уберите его от меня! Не надо! Уберите! Это он!

Кто – он?

Тот самый! Совсем не в курсе? Вот вам говорили, а вы…

А что – мы? Мы сами говорили!

Геи, в большинстве своем, охотно верят мифам, сами их создают, приукрашивают или приуродывают деталями, передают (пардон, как хрен) из уст в уста, чувственно удовлетворяются от лишней возможности приужахнуться:

Гошу помните? Кудимова? Закололи. Шилом.

Как?! Когда?! Где?!

В нашем вагоне. Да-да, в нашем.

Нет, только не это. Наши не могли. Наши никогда не поднимут руку на нашего!

Естественно! Это – маньяк. Он рыскает повсюду. Для него не существует ни сложных замков, ни цепных собак, ни вооруженной охраны. Он все равно улучает и убивает наших. И скрывается бесследно. Никто его не видел, даже приблизительно описать – и то…

За что?! Нас-то за что?!

Знать бы. Говорим же: маньяк. Вероятней всего, притворяется геем, заманивает и – убивает. Одно слово, ненормальный. Так что внимательней вокруг, внимательней.

Да мы и так… Вот не было печали!

… Внимание к своей персоне завсегда лестно. Даже внимание маньяка-убийцы. Особенно когда маньяк- убийца рожден воображением. Вроде буки, нагоняющего страх, от которого, правда, закроешься одеялом – и нет его!

То-то иллюзия ужаса сменилась бы безумным кошмаром, кошмарным безумием – материализуйся бука во плоти!

Материализовался! Вот он! Вот он! Видели, как он вдруг на малышонка набросился, столкнуть хотел на рельсы. А теперь! А-а-а!!! Теперь!!! У него пистолет!!! Видели, видели?! Он нас всех сейчас, всех!!!

Ломакин обнаружил, что действительно – пистолет «Вальтер» оказался у него на ладони.

Спасенный от неминуемого падения под колеса состава завитой-такой поспособствовал беспорядочными изворачивающимися усилиями – «вальтер» не усидел за поясом, выпал.

Ломакин поймал пистолет за сантиметр от земли, рефлекторно перехватил как надо, за рукоятку.

И получилось:

Ломящаяся в вагоны толпа пассажиров – скорей, скорей!

Стремительно пустеющая платформа.

Беззвучные точечно-световые секунды на табло: 0-15, 0-16, 0-17… На Рыбацком поезд обычно простаивает еще минут десять после погрузки пассажиров. Как-то сейчас?!

Суетящийся-растерявшийся пацан в милицейской форме у «головного» вагона за мини-турникетом. Командовать машинисту: то ли «стоп!», то ли «полный вперед от греха подальше!»? Где кобура?! Вот кобура! А где рация?! Вот рация! А что – в первую очередь?

И – Ломакин с пистолетом. Кому объяснять, что «вальтер» разряжен? И что это объяснит?!

Ряба улизнул. Свалил с больной головы на здоровую и забился в толпу. Выковыривай его! Ка-ак же!

Вообще нельзя Ломакину в поезд. Объяснять, почему?!

Слева – бетонный забор, через рельсы (попробуй их еще перепрыгни без разбега, будь ты трижды трюкачом!). За ним, за забором, – промзона, а значит работяги, вохровцы, кладовщики. Черт не черт, но Ломакин точно ногу сломит.

Справа – спуск в пешеходный тоннель, узкий- слякотный-извилистый, с выходами-горловинами к электричкам ближнего-пригородного следования.

Он метнулся на спуск в тоннель, побежал.

Уловил над собой дробное, вагонное сотрясение бетонных плит. Электричка! На подходе!

Выскочил наружу. То ли уходят от погони, то ли опаздывает на электричку.

Она подоспела.

Он запрыгнул в тамбур…

Двери за ним сдвинулись.

Он вцепился скрюченными пальцами в губастые, плотно сжатые края противоположной двери тамбура. Напрягся.

Электричка хулигански свистнула, стронулась.

Ч-черт! Эти электрички так быстро набирают ход!

Ну же, Ломакин! Ну же, трюкач! У тебя сильные пальцы, специально тренировал первые-вторые фаланги – полчаса над пропастью способен провисеть без страховки на одних только пальцах, пока не отснимут!