Томас Гиффорд - Ассасины

Санданато хотел, чтобы она поехала с ним. Он отвезет ее в Орден, там она останется, пока все не закончится. Но она отказывалась. Он продолжал настаивать, и тогда в ней вспыхнули гнев и раздражение, и она начала на него кричать: «Все это безумие, у вас нет никаких доказательств...»

Тогда он попробовал объяснить все более рационально и спокойно. Вот как обосновывает свою позицию Д'Амбрицци. Папа тяжело и безнадежно болен; Церковь должна двигаться вперед, навстречу всему остальному светскому миру, должна осовремениться, и в этих вопросах он настоящий эксперт. В будущем он, как и Папа, видит Церковь неотъемлемой составляющей мировой власти. Но она состоит из живых людей, мужчин и женщин, в том числе из двух женщин, которым удалось слишком много узнать о его прошлом, о том, что он был связан с нацистами и ассасинами. И вот он начал устранять все эти препятствия. Нетрудно догадаться, если взглянуть на все это под правильным углом.

Элизабет велела Санданато уйти, он нехотя повиновался, предупредив напоследок, чтобы держалась подальше от Дрискила, Данна и Д'Амбрицци.

Дрискил. Оставшись одна, она почему-то думала только о нем. Из-за него все в ее жизни разладилось, пошло наперекосяк. И исправить ничего нельзя, и никакого выхода не видно, когда речь заходит о Дрискиле. Безнадежно.

Час спустя она вышла из редакции на улицу. В лицо ударил холодный ноябрьский ветер. Кругом темно и тихо, все учреждения давно закрыты. Она прибавила шагу, а когда дошла до угла улицы, у обочины, рядом с ней, притормозил сияющий лаком черный «Мерседес».

Из нее вышел священник в черном дождевике, из-под которого виднелся белый воротничок-стойка.

— Сестра Элизабет?

— Да?

— Папа прислал за вами машину. Прошу вас. — И он распахнул перед ней дверцу.

— Папа?...

— Прошу вас, сестра. Времени у нас очень мало.

Он подхватил ее под локоток, она шагнула в машину и уселась на заднее сиденье. Священник сел рядом с водителем. Машина отъехала.

— Но Ватикан совсем в другой стороне. Что происходит, отец?

Он обернулся и мрачно кивнул.

— Простите, но нам по пути придется заехать еще в одно место.

— Куда?

— Скоро увидите, сестра.

Машина, набирая скорость, катила по каким-то окраинным улицам, где было темно и безлюдно. Они направлялись к Тибру.

Водитель дал гудок, свет фар выхватил из тьмы целую стаю бродячих кошек. Они бросились врассыпную, спасая свои жизни.

Я все еще пытался сообразить, почему оказался здесь, как вдруг дверь отворилась и в просторную скудно обставленную комнату ввели сестру Элизабет. В комнате было холодно, пыльно и присутствовали лишь трое: Данн, Д'Амбрицци и я. Вдоль длинного исцарапанного стола были расставлены стулья, в углу был еще один стол, поменьше, письменный. Никто почти ничего не говорил.

Элизабет сопровождал священник, втолкнул ее в комнату и ушел, притворив за собой дверь. На ней было пальто с поясом, через плечо свисала на ремне сумка. Она выжидательно взглянула на нас, хотела что-то сказать, но затем увидела Д'Амбрицци и передумала. Он подошел к ней, улыбаясь, проводить к столу. Секунду-другую она упиралась, но он оказался настойчив.

— Прошу, садитесь, сестра. — Он не был похож на самого себя в этом сером костюме в полоску. Все в нем изменилось. Даже в самой его позе — обычно он стоял, слегка покачиваясь на каблуках и скрестив руки на широкой груди — читалась какая-то неуверенность, точно теперь он не знал, что делать со своими руками и ногами. И оттого выглядел он особенно невинно и обезоруживающе. Отец Данн перехватил мой взгляд на кардинала, и на лице его заиграла улыбка. Вот сукин сын, подумал я.

— Нижайше прошу простить меня за то, друзья мои, — начал Д'Амбрицци, — что привез вас сюда едва ли не силком, без предупреждения или объяснения. Но времени у нас в обрез, и вскоре вы поймете причину. Вряд ли стоит напоминать вам о том, что время сейчас... ну, скажем, необычное. И требует столь же неординарных мер. Примите глубочайшие мои извинения. — Все мы уже сидели за столом, он подошел, со скрипом придвинул к нему свой стул. Как-то непривычно было видеть его без верного помощника, Санданато. — И еще простите, что взял на себя здесь роль хозяина. Мне надо так много рассказать вам. Постараюсь предугадать все ваши возможные вопросы... надеюсь, вы понимаете, как я ограничен во времени. А поговорить предстоит о многом. — Он несколько неуверенно взглянул на наручные часы, обычно за временем следил у него Санданато. Затем оперся о спинку стула. — Ладно. Итак, начнем. Отец Данн — близкий и преданный мне друг. Это он поведал мне о ваших приключениях, Бенждамин. Египет, Париж, Ирландия, Авиньон. Он рассказал мне о найденной в Нью-Пруденсе рукописи. Знаю и о том, что вы считаете Августа Хорстмана убийцей. И, разумеется, он сообщил мне, почему именно Эрих Кесслер считает меня Саймоном Виргинием, сыгравшим столь важную роль во всей этой истории. Так что осведомлен я хорошо.