Тара Мосс - Алчность

Энди подошел к сотруднику охраны аэропорта.

— Доброе утро, — сказал он заспанному молодому парню в форме. Бегло махнув своим полицейским значком, он попросил провести его в таможенную зону.

— Нет проблем, детектив, — ответил молодой человек, немного проснувшись. — Следуйте за мной.

Энди надеялся, что еще не опоздал.

Несколько минут спустя, когда Энди сообщили, что свидетельница, которую он ищет, уже сопровождена в отель, он с трудом сумел скрыть разочарование. Он не стукнул кулаком в стену и даже не разразился цветистой тирадой, хотя у него в голове пронеслось немало подходящих слов. Вместо этого он просто сказал:

— Хорошая работа. Продолжайте наблюдение. — И тихо покинул аэропорт, где впустую потратил полтора часа. Он не смог бы сделать хуже, даже если очень постарался бы.

Дурак набитый.

Когда он добрался до дома, шел уже девятый час, и у него оставалось немного времени, чтобы поджарить яичницу, выстоять еще один раунд в борьбе с желанием опрокинуть рюмку «Джека Дэниэлса» перед тем, как отправиться на работу и выбросить из головы Макейди Вандеруолл… хотя бы на несколько часов. Затем, после обеда, состоится неизбежное совещание с Хартвеллом и остальной командой.

Энди должен будет принять в нем участие и показать себя профессионалом перед лицом своих коллег. Им всем необходимо подготовиться к судебному процессу, и здесь большое значение будет иметь слаженность в работе. Суд — это не то место, где можно давать волю эмоциям. Процесс ожидается грандиозный, за ним следит вся нация.

До начала шоу оставалось всего два дня.

— Мне кажется, ты сама не понимаешь, какая ты красивая, — прошептал он. — Внутри тебя дремлет цветок, он ждет своего часа, чтобы расцвести.

Она вспыхнула и склонила голову, прислонившись к стене коридора, опустив руки вдоль тела, раскрытая, словно книга, которую он читал.

— Я и вправду так думаю. Ты красивая.

— Тс-с-с. Это не так. Прекрати, — возразила она, не сумев сдержать улыбки. — В любую минуту может вернуться Стивенс.

Эд Браун придвинулся к решетке немного ближе.

— Я не могу дождаться той минуты, когда мы будем вместе, — прошептал он. — Я думаю об этом каждый день.

— О-о-о, — проворковала она, с любовью глядя на него, улыбка вновь появилась на ее лице. Но затем она обернулась и посмотрела в тюремный коридор, и «язык» ее тела полностью переменился. Она застыла. — Стивенс. Как дела? — Ее голос звучал тускло, тон стал официальным.

Эд услышал шаги, приближающиеся к его камере, и вернулся на угол своей тюремной койки. Через пару секунд появился Стивенс, плотный, внушительный мужчина ростом шесть футов четыре дюйма, с ручищами гориллы и нашивкой на плече. Скорее всего, его отчислили из полицейской академии, решил Эд. Стивенс работал в дневную смену в охране исправительного центра Лонг-Бэй с полудня до полуночи. Это стало одной из причин, по которой Эд Браун предпочел придерживаться ночного графика — все для того, чтобы как можно больше времени проводить с ней и избежать длинных тоскливых часов со Стивенсом, который торчал у камеры, абсолютно не представляющий никакой пользы и не годный даже для приличной беседы. Теперь Эд спал с пяти вечера до полуночи, пока на смену не заступала эта женщина. Выключенное освещение его не волновало. Его адвокат позаботился о том, чтобы Эд получал в свое распоряжение лампу для чтения и телевизор в любое время, когда захочет, при условии что он будет включать его не слишком громко. Эд соблюдал умеренность во всем.

— И о чем вы только болтаете? — фыркнул Стивенс, проведя ладонью по наголо обритой голове, которую многочисленные грубые шрамы делали похожей на дорожную карту.

«О, ты даже представить себе не можешь, как много у нас общего», — подумал Эд с непроницаемой улыбкой.

— Нужно же чем-то заняться, чтобы скоротать время, — ответила женщина из ночной смены.

Все верно. В отличие от кинофильмов, большинство тюремщиков не выходили за рамки дозволенного, чтобы сделать жизнь тех, кого они стерегли, несчастной. Охранник должен быть здесь, а заключенный — там, в случае с Эдом — пребывать в ожидании приближающегося судебного процесса, до которого теперь уже оставалось менее сорока восьми часов. Посему они сосуществовали настолько мирно, насколько у них это получалось. Никаких попыток сделать жизнь еще более трудной, чем она есть. Случалось немало долгих бесед, и завязывавшаяся порой своего рода дружба между охранниками и некоторыми наиболее покладистыми заключенными, осужденными на длительный срок, не являлась чем-то исключительным. Поэтому на первый взгляд ночные бдения и болтовня Эда с охранницей из ночной смены не казались чем-то странным. Необычным был только предмет их дискуссий, но они держали его в тайне.